Федосей взмахнул рукой, словно попытался вбить гвоздь в ветер.

Их шанс достичь Луны и сообщить об этом догорал в полукилометре левее.

— «Сталин»… — сказал Деготь.

— И ничего другого… — отозвался Малюков.

Помогая друг другу, они заковыляли к ангару, в котором их старый, проверенный корабль готовили к превращению в музейный экспонат. Обстрел, только что молотивший по площадке, словно град по пашне, стих. Прогремело еще три одиночных взрыва, на дальнем конце площадки поднялись и опали три столба, и земля перестала вставать на дыбы, но тишины не настало. Что-то продолжало рваться в пылающих развалинах ангара, вопили в полный голос сирены карет скорой помощи, слышалась стрельба и крики людей.

— Аэропланы? — предположил Деготь, оглядывая изменившийся пейзаж, и пробежал взглядом по пустому небу.

— Нет..

Федосей хромал сзади, стараясь не отставать. Спина товарища такая же шатающаяся и рыскающая из стороны в сторону маячила в пяти шагах впереди.

— Скорее всего, артиллерия.

Он споткнулся, упал, выругался.

— Или диверсия… Да какая нам вообще разница?

— Какая разница? — спросил, морщась, Деготь. — А вот какая… Если это артиллерия, то, считай, все обошлось.

— Обошлось? — Федосей злобно оскалился.

— Ну, закончилось, — поправился коминтерновец.

— А если диверсия?

— А вот придем сейчас к ремонтникам, а там как…

Злобы к врагам у Федосея было не меньше, но ему досталось побольше и поэтому он больше думал не о врагах, а о своих болячках, да и воспоминания о первой профессорской диверсии бытии поотчетливее.

— Так, что ж, не идти?

Деготь на ходу длинно выругался.

— Ну, а чего тогда бурчишь?