Светлый фон

А когда очнулся Сучок, так стал с ним Бурей подолгу разговаривать, да всё без толку – мастер лежал, глядя в одну точку, отвечал односложно, а то и вовсе не отвечал. И так не только с Буреем, Алёна, когда Кондрат перестал в беспамятство проваливаться, птицей к нему разлетелась, да как на стену наткнулась – Сучок молчал. Оживлялся он немного, только когда захаживал кто-то из артельных или Гаркун, но оттого было как бы не хуже – забияка и ругатель при виде их пунцовел, заикался, прятал глаза и исходил потом.

– Серафим Ипатьевич, что с Кондратом-то? – не выдержала как-то Алёна. – Заживает уже на нём всё, а он как мёртвый?

– Дура ты, соседка, – буркнул в свою необъятную бородищу Бурей. – Не потому что дура, а потому что баба! Что делала, то и делай, а тут я сам займусь!

Сказано это было так, что ни переспрашивать, ни перечить Алёна не решилась, а обозный старшина стал захаживать много чаще и вести с Сучком какие-то свои разговоры. Какие, никто не знал – Бурей выгонял всех, а желающие с ним спорить в Ратном давно повывелись.

 

– На, Кондрат, хлебни! – возгласил Бурей с порога, вытаскивая из-за пазухи кожаную флягу. – С нечаянной радостью тебя!

Алёна привычно встала и потянулась за кожушком – выйти.

– Хрр! Сиди, баба! – пригвоздил её к месту обозный старшина. – Тебя это тоже очень даже касается!

– Здравствуй, Серафим – Сучок с трудом сел на лавке, вяло кивнул Бурею и уставился в пол.

– Ты мне головой не кивай! – Обозный старшина уже откупоривал флягу. – Пей давай, а не лягухой прикидывайся!

Противостоять напору Бурея было невозможно – Сучок глотнул. Дыхание захватило, глотку обожгло.

«Яблоневка… А хрен ли толку? Матице да Скобелю, да Отвесу, да Пахому Тесло не пить её больше… Сука рваная, мать её через корыто бревном суковатым! Сам живой, а их в домовину! Что я их детишкам скажу? Бабам что скажу? Даже как хоронили их, не видал…»

«Яблоневка… А хрен ли толку? Матице да Скобелю, да Отвесу, да Пахому Тесло не пить её больше… Сука рваная, мать её через корыто бревном суковатым! Сам живой, а их в домовину! Что я их детишкам скажу? Бабам что скажу? Даже как хоронили их, не видал…»

– Давай хлебай! – обозный старшина силой сунул горлышко фляги обратно в рот другу. – Сказал же – радость у тебя!

– Что за радость? – Сучок закашлялся. – Не с чего мне!

– Тьфу, етит тебя конским! – мотнул башкой Бурей. – Алёна, слушай меня, раз у твоего хозяина в башке ни хрена не держится!

– Слушаю, дядька Серафим!

– Значит так, я прямо со схода, – обозный старшина шумно приложился к фляге. – Решили наши ратники твоего Кондрата вместе с артелью на волю выкупить! Фома вроде вякать собрался, да ему Корней так с ласковостью ответил – даже харю бить не пришлось!