Этому обычаю неукоснительно следовали все, включая искренне верующих христиан, ибо и они не пренебрегали защитой и помощью светлых богов: тут все свои, соседи, можно сказать. В усадьбах – домовые, овинники, ригачные с прочими хранителями людского жилья, в лесу за каждым кустом свои насельники – лешие, водяники, кикиморы… Мужики не отставали от баб – переодевались кто в бабские юбки, заматывая платками бородатые лица, кто в шкуры с выделанными личинами – медвежьими, козьими, волчьими и вообще невесть чьими, слепленными из разных харь. Не остались в стороне и отроки: костюмы и личины для этого действа были заготовлены заранее на всех. Гвоздём программы должен был стать Артюхин оркестр, в полном составе выступавший впереди шествия и обеспечивавший музыкальное сопровождение праздника.

Учитывая, что женились не только Лисовины, процессии ряженых, «выгуливающих» своих молодых на улицах Ратного, в конце концов неизбежно встретились, перемешались и заполнили собой все село. При этом неожиданно многочисленной – чуть ли не более многочисленной, чем у Лисовинов, оказалась процессия, сопровождавшая Сучка и Алену. То, что к ним подались все артельные с семьями, вопросов не вызывало, но и кроме них народу оказалось достаточно. Под масками угадывались и кожемяки, и бондарь с кузнецом, словом, вся зажиточная часть Ратного, причем не приходилось сомневаться, что организатором такого единодушия являлся Бурей, лично возглавлявший процессию. Обряженный в медвежью шкуру с оскаленной мордой, напяленной на голову вместо шапки, он выглядел лишь немного страхолюднее, чем в своем привычном обличии, но праздника это никому не испортило.

Артюхины музыканты старались изо всех сил, но на этот раз музыка у них получилась скорее громкой, чем мелодичной: им в такт или не очень подыгрывали все, кто запасся или на ходу обзавелся собственным музыкальным инструментом от бубнов и дудок до ложек и железных котелков с колотушками включительно, да ещё и «подпевали» все кому не лень – с визгами, криками и смехом.

В итоге любая мелодия, которую начинал играть оркестр искренне страдающего от этого безобразия Артемия, неизбежно звучала, как вступление к постановке «Женитьбы» в театре Колумба, исполненное на бутылках, кружках Эсмарха, саксофонах и больших полковых барабанах. Впрочем, Артюха сносил свои страдания стоически – в конце концов, обычай, ничего не попишешь. Вторым «потерпевшим» оказался Роська. В отличие от Артемия, поручик Василий страдал за веру. И тоже молча – ему хватило ума не высказываться, раз праздничное действо благосклонно встретили и воевода, и поместный боярин, и все ратнинские христиане вместе взятые.