— Позвольте, Григорий Иванович! Друг, мой ситцевый! — гость, молчавший всё время, подал голос. — А как же моя мебель? Заказ? Как же я теперь?
— Мирон Евдокимович, повремени немного! Не кручинься — все будет нормально! Куда он без своего инструмента? Через день — два приползет греховодник на коленях. Будет проситься обратно. Я, конечно, его накажу, затем прощу и заберу бумаги назад.
— А деньги?
— А вот, деньги! — Киреев поднял мешочек с монетами и потряс им перед носом друга. — Денег — обратно он не получит. — Так, что через неделю подъезжай — свидимся. Оформим заказ на твою мебель.
— Ай да, Киреев! — у товарища — собутыльника глаза заблестели от восхищения. — Ну, Григорий Иванович! И хватка, у тебя! Каждый раз — всё больше и больше удивляюсь. И наглеца отчекрыжил и деньгами разжился! Аж зависть берёт — мне бы так уметь!
— Так учись, Мирон Евдокимович! Кто же тебе не даёт?
* * *
— Здрав буде, Кирьян Аркадьевич, — Никодим Холмогоров снял шапку, поклонился деревенскому старосте. — Многие лета тебе здравствовать!
— А, Никодим? — Карачун недовольно посмотрел на невысокого мастерового. — Что скажешь? Зачем пришел? Да ещё бабу привёл?
— Будь добр… — невысокий столяр нерешительно переминался с ноги на ногу. Скажи, а вашему барину бойцы, борцы, рестлеры или чемпионы не нужны, случайно?
— Никто нам не надобен, — лицо старосты перекосилось. Бровь нервно начала дергаться. Он с силой сжал кулаки. — У нас этого добра — итак уже больше двадцати рыл.
— Ос-по-ди-и, — староста поднял кулак и помохал неизвестно кому. — Понабрали, кого попало — одни обормоты. Только хлеб жрут бестолку, да носятся за деревней как угорелые.