— Есть, передать: Добавить парусов и держать курс зюйд-зюйд-ост. Не останавливаться. С неприятелем разберусь сам, — раздался за спиной голос радиста.

Ядра от второго и третьего предупреждающих выстрелов упали гораздо ближе к эскадре. Видя непослушание торговцев остановиться, на неприятельских судах послышались удары барабанов, дудки засвистели команды «Все по местам! Приготовиться к бою!». В бортах преследователей стали появляться жерла орудий. Они зловеще ощеривались, выползая из их раскрытых портов.

Хейлли возбужденно обернулся к боцману.

— Вот скажи мне, Биверстон, — благородный синьор «эль-адмирало» решил дать последний шанс безумцам. И в то же время обезопасить себя от беспочвенной критики начальства. — Ты случайно не заметил вёсел, у этих посудин?

— Нет, сэр.

— А ты посмотри, внимательно, — Хейлли сунул боцману подзорную трубу.

— Никак нет, господин адмирал, — верзила непонимающе захлопал глазами. Вернул трубу Хейлли. — Лопни мои глаза, но я, ни когда не видел их у военных фрегатов.

— Замечательно! — лицо Броуди расплылось как у кота, который переел сметаны. — Я тоже не вижу! А это значит, что?

— Что?

— А это значит… — в глазах ирландца блеснул хищный огонек, на губах заиграла злорадная улыбка. — Быстро, ко мне, Петрова, Сенцова и Ромашкина.

— Есть! Гардемаринов Петрова, Сенцова и Ромашкина наверх, к адмиралу.

— Петрова, Сенцова, Ромашкина бегом, наверх, к адмиралу, — эхом понеслось по палубе.

Глава 15

Глава 15

В душном и вонючем подземелье, куда свежий воздух поступает только через входную дверь, на темной, выложенной серым камнем стене, изогнувшись, висел на вывернутых руках Гришка Молчун. По стенам темницы тянулись разводами тени и прокопченная сырость. В большом очаге потрескивали догорающие поленья, чтобы в достатке были угли и огонь. Рядом лежали тяжелые почерневшие прутья, а чуть дальше в полутьме виднелись страшные орудия пыток — палки, веревки, доски с набитыми гвоздями, плети, кнуты и острые окровавленные клещи с длинными ручками. И вокруг всего этого, по полу, бегали мерзкие серые крысы… Пахло набухшей кожей, каленым железом и жженым человеческим мясом.

Загремел тяжелый засов. Жалобно скрипнули петли на массивных дубовых дверях.

Сутуля широкую спину, осторожно ступая по каменным щербатым ступенькам, в смрадное помещение спустился князь, боярин и воевода Борис Михайлович Прозоровский. Огонь от масляных горелок, развешанных по углам, хорошо освещал лик боярина, потомка одной из знатнейших и древнейших в России дворянских фамилий: Глаза навыкате, злые, толстые губы сжаты, лицо красное, свирепое, на шее вздулись вены.