Оружейники назвали себя и пожали протянутую юношескую руку. Фёдорова точно молнией ударило, когда его ладонь стиснули тонкие, но неожиданно сильные пальцы, перепачканные оружейной смазкой…

Отгремели январские праздники и снова потекли трудовые будни.

Семнадцатого января в переполненном Кремлевском зале царила напряжённая тишина. Давно здесь не было такой аудитории: маститые Григорович, Поликарпов, Туполев, молодые Лавочкин, Сухой, Яковлев, Четверухин, Гудков и ещё многие другие, словом – весь наличный состав советской авиаконструкторской мысли. Отдельной группой расположились приглашенные итальянцы: Джузеппе Габриелли, Джованни Пенья, Алессандро Маркетти, Челестино Розателли и ещё несколько человек. Вместе с ними сидели и «красные бароны» – Роберт Бартини, Вильгельм Мессершмитт, Эрнст Циндель и Эрнст Хейнкель. Ещё чуть в сторонке обосновались двигателисты: Люлька, Климов, Шевцов, Микулин, Стечкин, Чаромский и Ханс-Иохан фон Охайн. А кроме ведущих конструкторов и их замов, в зале сидели начальники конструкторских отделов и бригад.

Из совещания выпали лишь конструкторы вертолётной техники – их уже объединили приказом СНК в одно конструкторское бюро и выдали техническое задание.

А над собравшимися витала атмосфера нервозности, медленно, но верно приближавшаяся к тихой панике. Главный вопрос – «Зачем нас здесь собрали?» – пока оставался без ответа. Но это бы ещё полбеды: собрать могут, к примеру, чтобы поздравить с успехами, поставить новые задачи, наконец, просто для обсуждения развития самолётостроения с учётом объединения двух социалистических стран в один союз. Всякое может быть, вот только одно «но». Одно, но очень веское и солидное: Микоян, работавший с Поликарповым, поведал в курилке, что последние восемь месяцев Николай Николаевич во время рабочих обсуждений всё чаще и чаще вдруг замирает на полуслове, молчит, а потом машет рукой и бурчит что-то вроде: «Ну, это всё не так важно…» А после в его кабинете находят обрывки чертежей и эскизов каких-то невероятных аппаратов и листки, исчерканные непонятными формулами. То есть формулы-то как раз понятные – непонятно только, к чему они могут относиться…

– И на что эти аппараты похожи? – поинтересовался Александр Яковлев. – Истребители или бомбардировщики?

– Я тебе сейчас набросаю, Саша, а ты уж сам решай, что это такое, – ответил Микоян, и, вырвав листок из блокнота, несколькими штрихами изобразил нечто стремительное. – Вот. Если ты сможешь ответить, истребитель это или бомбовоз – мы тебе всем КаБэ в ножки поклонимся.