– Извините, Николай Константинович, – обратился он к старшему Рериху, – у вас не найдется для меня одежды? Знаете ли, в этом вонючем пончо как-то неуютно. Хотя за последний месяц я с ним почти сроднился, – последовал короткий смешок, – но всё-таки очень хочется почувствовать себя цивилизованным человеком. В штанах и рубашке с пуговицами.

Рерих не успел удивиться тому, что юнец знал название одежды южноамериканских индейцев, как уже распаковывал тюк со своей одеждой – вещи Юрия для мальчика неимоверно велики. Жена[339] предложила Тёмному свои услуги в перешивании, но он вежливо отказался. Глядя ей в глаза, он проговорил, улыбаясь какой-то странной, чуть отрешённой улыбкой:

– Ну, что вы, Елена, простите, не знаю, как вас по батюшке: солдату неприлично быть не в ладах с иглой и ниткой. Конечно, у меня выйдет не так красиво и не так аккуратно, как у вас, но зато я сделаю намного быстрее и, уж извините, намного прочнее. Тонко чувствующие артистические натуры обычно пренебрегают этим так необходимым в походе качеством.

Вооружившись тонким и узким ножом крайне неприятного вида и иголкой с ниткой, странный молодой человек принялся портняжить, насвистывая себе под нос какие-то странные, рваные, синкопированные мелодии. Иногда в свист вплетались слова. Николай Константинович прислушался и разобрал:

– …А ты, сестричка в медсанбате, не тревожься бога ради… …When I am sixty four!.. Мы, как лётчики, как лётчики, крылаты, хоть и не летаем в облаках, мы ракетчики солдаты, мы стоим у неба на часах… Тяжело моторами звеня. Он привез патроны и взрывчатку – это для тебя и для меня. Радуйтесь, братишки-мусульмане!..

Тут юноша в неверном свете «летучей мыши» попал себе иглой в палец. Она вонзилась чуть не на половину длины. Рерих непроизвольно вздрогнул, ожидая вскрика боли, ругательства, на самый край – раздраженного шипения сквозь зубы. Но мальчишка просто с удивлением посмотрел на торчащую из пальца иглу, вытащил ее, слизнул выступившую каплю крови и уперся взглядом в пострадавшее место. Это продолжалось несколько секунд, а потом юноша снова взялся за шитье. И снова засвистел и забубнил:

– …А с рассветом снова по незримым тропам, меж землей и небом… …Сталин дал приказ! Артиллеристы, зовет Отчизна нас… …Hand grenades flying over your head, missiles flying over your head… …Приземлились, попрыгали – не стучит, не гремит… …Гремя огнем, сверкая блеском стали… …Shots ring out in the dad of night. The sergeant calls: stand up and fight… …Шумел сурово брянский лес… …В атаку стальными рядами… …Oh, oh, you’re in the army now!.. …Рубеж нам назначен Вождем… …Но врагу никогда не добиться, чтоб склонилась твоя голова… Вот и всё! Вот всё готово! – пропел он уже в полную силу, весьма ритмично, но абсолютно безголосо. – Дорогая моя Москва!