— Слушаюсь, господин майор.

Над лесом раздается сигнал сбора. Солдаты прошли достаточно длительную и вдумчивую муштру, так что отличат его даже в крайней степени возбуждения. А еще поспешат на зов командира. Не смогут не поспешить. Хотя бы потому, что этот сигнал говорил о миновавшей опасности и необходимости возвращения на позицию. Дезертиров же вешают.

Несмотря на явный половинный некомплект обслуги, вскоре картечницы вновь были готовы к бою. Однако решительно непонятно, куда стрелять. Шагах в трехстах от них развернулась натуральная свалка из человеческих и лошадиных тел. Крики, брань, ржание, звон стали, редкие выстрелы. И главное, кто кого одолевает в этом клубке, совершенно неясно. Остается только ждать…

Иван изучал представшую перед ним картину, удобно устроившись в походном кресле. Ну чисто Наполеон с известной картины, хотя он и не помнил, чьей именно. Только барабана не хватает, чтобы эдак положить на него ногу. Но зато имеется походный стол с разложенной картой. Хм. И кувшином кваса. Денек выдался жарким. Причем связано это далеко не только со сражением.

То, что он видел, иначе как разгромом назвать нельзя. Все открытое пространство перед ним буквально усеяно ранеными и убитыми. Не менее трех четвертей от всей шведской пехоты. Шесть брошенных легких полевых пушек, а вернее, картечниц.

Шведы по обыкновению наступали с артиллерией в рядах пехоты. Но штуцерники выбили их обслугу, позволив сделать лишь по одному выстрелу с дальней дистанции. Впрочем, вовсе не безрезультатному. Двое убитых и шестеро раненых. Не так чтобы мало для стрельбы с дистанции в четыре сотни шагов, да еще и по противнику, находящемуся в укрытии.

Еще трое убитых и десяток раненых были на счету наступающей пехоты. Все же нашлась какая-то часть, что приблизилась на расстояние прицельного выстрела. А вот до столь уважаемой шведами рукопашной дело так и не дошло. Примерно на дистанции в три сотни шагов открыли огонь русские картечницы. Они прошлись по наступающим ничуть не менее губительной косой, чем шрапнель.

Далее был безжалостный расстрел отступающих. Хм. В реалиях настоящего боя — бегущих. Признаться, Иван уж и не верил, что эти стойкие оловянные солдатики способны побежать. Казалось, они так и будут рваться вперед, пока не лягут тут все до единого. Но нет. Как выяснилось, предел есть даже у железной пехоты Карла Двенадцатого.

Справедливости ради нужно заметить, что пока армия не выпестована им лично, а досталась в наследство от отца. Но и эти далеко не робкого десятка — дисциплинированные и обладающие отличной выучкой. Для этого времени, разумеется.