На сей раз мы, учтя ошибку прошлого года, правили чуток восточнее, а посему и вышли на сам Бразил. Ну, точнее, промазали в пределах допуска плюс-минус семьдесят километров, с которых ещё реально увидеть верхушку Моро-ду-Пико, вот её и засёк один из наших марсовых по правому борту, заслужив за это поощрение от своего навигатора, а главное — избежав разноса, которому подверглись остальные от своих за невнимательность на вахте. В общем, Фернанду-ди-Норонью не проворонили и к вечеру уже разгружались в гавани Кауры. Там, конечно, всё невеликое население к бухте высыпало — весь год они тут сами себе были предоставлены, так что прибытие флотилии оказалось целым событием. В первый момент — даже пугающим, когда они численность прибывших заценили, потому как не рассчитывали, конечно, на такую прорву, и останься она вся насовсем, то в сухой сезон это вызвало бы нешуточные проблемы с водой. Здесь, конечно, колонисты не сидели сложа руки и для водосбережения сделали немало, но рассчитывали-то ведь не на такое пополнение, а где-то семей на двадцать, как оно тогда и планировалось. Впрочем, когда разобрались и уяснили, что у них остаются насовсем только пятьдесят семей турдетанских и бастулонских переселенцев и десяток шлюх для портового борделя, старожилы сразу же повеселели — это было посильно, если не терять время зря, а сразу новичков обустраивать начинать, а опыт собственного обустройства уже имеется.

В принципе-то обустроились они тут неплохо. Дома уже каменные в основном, традиционного турдетанского типа, две трети достроены полностью, треть в той или иной стадии достройки. Штук пять запруд на ручьях, регулирующих сток воды и образующих небольшие водохранилища, так что с орошением у них тут явно вопрос решён успешно, и генерал-гауляйтер, прикинув потребности пополнения, сразу же наметил места для ещё трёх запруд, которые реально было успеть соорудить к сухому сезону. Но самое главное их достижение бросилось нам в глаза ещё на подходе к бухте — четыре малых рыбацких лодки, индивидуальных, и одна побольше, на несколько человек. А в гавани мы увидели ещё две вытащенных на берег малых и одну строящуюся большую. Все парусные, даже эти малые, с латиной, преимущества которой они уже успели оценить ещё в том нашем прошлогоднем плавании сюда от атолла Рокас. Одномачтовые, конечно, но куда для их размеров две мачты? В дальний вояж на таких корытцах не отправишься — стрёмно, но в виду берега порыбачить — почему бы и нет?

Не обошлось, впрочем, и без потерь. Мореманов-то ведь обученных среди этих первопоселенцев не было, и латину они осваивали с нуля, имея только подсмотренный у нашей матросни опыт. Опрокидывались поначалу практически все, а одного как-то раз и вовсе налетевший внезапно шквал перевернул вверх килем, и тот так и не выплыл. Хвала Нетону, удовольствовавшемуся лишь этой единственной человеческой жертвой. Ещё два пацана, вздумав попутешествовать, увели тайком лодку, но не умея толком обращаться с парусом, были унесены в море, где их перевернуло волной, но оба выплыли и взобрались на днище их перевёрнутого плавсредства, на котором их и нашли едва живых от жажды. Их отцы высекли обоих, конечно, так, что оба три дня потом не могли сидеть. Меньше их повезло другому горе-исследователю их же возраста, сухопутному, вздумавшему зачем-то покорить вершину Моро-ду-Пико. Со слов очевидцев, такой же сопливой пацанвы, этому незадачливому альпинисту и оставалось-то преодолеть буквально последние метры, когда дурень сорвался и шмякнулся прямо на камни у подножия скалы — естественно, расшибся в лепёшку. И ведь выпендрёж чистейшей воды, если вдуматься — типа, чтоб его как героя зауважали. Хорошими ж делами прославиться нельзя, а за хулиганку только высекут, как высекли тех двоих горе-мореплавателей, зато лучше нет красоты, чем поссать с высоты. Он затем туда и полез, как пацанва рассказала, чтоб территорию пометить, торжественно поссав с высочайшей на острове вершины — типа, повторить-то его подвиг другие потом может и смогут, но это будет потом, и первенство один хрен за ним, а переплюнуть его — хренушки, потому как тупо нет на острове больших высот, чем эта. Поссать не поссал, но таки прославился, млять — ага, посмертно, да ещё и как дурак, совершенно справедливо заслуживший свою премию Дарвина.