* * *

Вайолет не верила почти никому. Слишком дорого стоила ей былая доверчивость. Ей вообще нелегко жилось на белом свете. Родилась она тут в Америке, во второй год войны между русскими и японцами, и в год первой русской революции. Мать была из небогатой американской семьи, и работала костюмером в театре. А отец был приехавшим на стажировку на заводы Венстингауза русским инженером. В 1906 году родители отвезли малышку домой к отцу в Россию, которая на долгие четырнадцать лет стала ее второй родиной. Тут ее чаще всего звали просто Верочкой. Белые летние ночи Санкт-Петербурга навсегда запомнились Вайолет своей вечной таинственностью. Наверное, если бы не мама, то и языка своей первой родины она бы не знала. Но мать, когда-то мечтавшая о сцене, учила дочку всему богатому запасу английских стихов, песен, и классических произведений. Память у девочки была отличная, и годам к пяти она могла по памяти цитировать с любого места книги и на русском и на английском. Отец не мечтал о театральной карьере дочери, но пойдя на уговоры, даже нанял ей в 1912 году учительницу балетной пластики, танцев и музыки. Музыкой и танцем Вайолет могла заниматься дни напролет. Это ведь куда интереснее, чем изобретать новые фасоны платьев вместе с мамой, которая стала компаньонкой владелицы одного модного магазина-ателье. А в семь с половиной лет Вайолет показали Анне Павловой. Та, оценив таланты ребенка, дала ей протекцию на обучение в столичном хореографическом училище Вагановой. Вот только через год началась Великая война, и все переменилось. Отец уехал на фронт, чинить самолеты, в один из дивизионов Императорского Воздушного Флота, а мать не смогла в одиночку содержать недешевую столичную квартиру и платить за обучение дочери. Семья переехала в Тверь, где жили сестры отца. Мама снова нашла себе дело, вспомнив былую профессию. В Твери тоже бы театр, но был он лишь бледной тенью больших императорских театров обеих столиц. Так что, к 17-му году нужда потихоньку протянула свои жадные лапы в их дом. Наступил момент, когда мать с ее опытом костюмера и модистки, вынуждена была вместо модных платьев заняться пошивом косовороток и галифе. Вайолет тогда тоже было не до танцев, она стала помогать матери и учиться у нее ремеслу, которое хоть немного могло прокормить в почувствовавшей голод России. Революционный угар, прокатился и по Твери, где мать с дочкой старались жить тихо, не привлекая к себе внимание. Мать еще верила, что вскоре все закончится, и мир станет прежним. Приходили письма от отца, воевавшего в Белой Армии. Письма дарили крохи надежды. Но когда пришло известие о его смерти, мама замерла от горя и целый день молчала. Но уже на утро, она решительно, собрала вещи, и отправилась с дочкой в Архангельск. Оттуда можно было вернуться на родину в Штаты морем. В страшной, теряющей человеческий облик России, ее больше ничто не держало. Дома в Монтгомери, мать между работой пыталась вернуть Вайолет на театральную стезю. Теперь все занятия шли на английском. Еще помнившая голодную беспросветность в Твери, девушка старалась изо всех сил. И эти усилия дали свои плоды. В 1921-м шестнадцатилетняя Вайолет дебютировала в нескольких спектаклях и была хорошо принята зрителями. Русская балетная школа очень ценилась в мире, и этот шарм давал ей немалое преимущество. И мать благословила ее на поездку в Нью-Йорк. Конечно, до оперной сцены ей нужно было расти и расти, но шансы у молодой актрисы имелись. Вот только все это закончилось, когда в тридцатом в наемную квартиру матери, Вайолет вернулась с полугодовалой дочкой, небольшой суммой в ридикюле, и с навсегда потерянными надеждами о сцене. И рассказывать даже родному человеку обо всем, что к этому привело, она не стала. Потом она долго искала себе работу. Была и модисткой и переводчицей с русского и французского. Недолго помогала маме в работе с театральными костюмами. И испробовала массу других занятий. С тех пор она стала резкой в общении, и очень требовательной. Людям она больше не доверяла…