После смыкания кольца Блокады, горком ВКП(б), по заданию Государственного комитета обороны, срочно организовал в Ленинграде переучет наличных продуктов питания, скота, птицы, зерна. Вышла безрадостная картина. На 12 сентября 1941 года официальные запасы трех с половиной миллионного мегаполиса составили:
Хлебное зерно, мука, сухари — на 35 суток;
Крупа и макароны — на 30 суток;
Мясо и мясопродукты (включая живой скот) — на 33 суток;
Жиры — на 45 суток;
Сахар и кондитерские изделия — на 60 суток.
Каменного угля, при строжайшей экономии — до ноября;
Жидкого топлива, при строжайшей экономии — до конца сентября;
Катастрофическим оказалось положение с овощами: большая часть урожая осталась на полях в зонах обстрела. Овощей запасли всего по четыре килограмма на человека и поэтому выдавали их только госпиталям, больницам, войскам первой линии. Городу предстояло воевать, работать и жить долгих 900 блокадных дней… На переход в режим "осажденной крепости" судьба отпустила месяц-два.
Ужасно? На первый взгляд — да… Скорбную картинку портит только одно ма-а-ленькое обстоятельство. К 60-ти летию прорыва Блокады, уже современные энтузиасты-реконструкторы, заново произвели расчет ресурсов, доступных осажденным ленинградцам. Оказалось, что если рассматривать в качестве "материального резерва" не только уже "готовые к употреблению" запасы, но и "лежащее под ногами", то панические выводы "от партийных функционеров" следует признать безграмотной "липой", не учитывающей городской реальности… Целлюлоза — это и сырьё, и еда, и топливо. Только залежей с городских свалок, а равно палой листвы, валежника, пожухлой травы и хозяйственно-бытового мусора (включая макулатуру с ура-пропагандой), при их использовании по назначению, городу хватило бы для поддержания нормальной жизни (!) аж до конца 1942 года. А если учесть возможности самостоятельного выращивания указанного сырья и лесозаготовки — как минимум, до самого конца войны. Без эвакуации населения, без использования "Дороги жизни", без трагического надрыва и миллионных жертв.
С названной странички журнала, собственно говоря, совсем недавно (господи, всего год назад и 400 лет "тому вперед") и начался мой "вариант Омега". Помню, как поразилась, когда в очередной стопке из "материалов под грифом", выписанных по каталогу для работы, среди "закрытых" отчетов и пожелтевших приказов, я нашла практически свеженький (за январь 2004 года!) номер научно-популярного издания, посвященный юбилейной дате… Со всеми полагающимися полноценному секретному документу "реквизитами"… Сначала — не поверила глазам. Потом, для контроля — сходила в публичную библиотеку. Про практику изъятия из "общего доступа" засекреченной литературы в советское время я давно наслышана. Неужели, оно "опять началось"? Нет, "пока не началось". Точно такой же журнальчик скромно пылится в обыкновенной подшивке, по первому требованию выданной толстой усталой теткой. Все страницы — на месте. Текст крамольной статьи — полностью совпадает с прочитанным в "секретке". В чем тогда дело?