Утром все встали рано. С помощью Грини я надел ботинки, которые оказались снятыми с меня и стоящими под лавкой, и "сходил" до будки в конце огорода. Потом вернулись обратно, и я снова лёг на лавку. Гриня растопил печь какой-то соломенной смесью, хозяйка принялась за стряпню, а я попросил парня соорудить мне какую-нибудь подпорку подмышку, чтоб я мог ходить или стоять без посторонней помощи, пообещав отдариться. Гриня понятливо кивнул и умчался. После завтрака супруга священника налила тёплой воды и подошла ко мне:

— Меня матушкой Ксений звать. Давай я тебе рану чистою тряпицею перевяжу.

— Благодарю вас, матушка Ксения, — ответил я. — А я Александром зовусь.

— То мне уже известно, — слегка улыбнулась женщина, — супруг мой поведал.

Намочив засохшую ткань на ноге, женщина размотала мою старую самодельную повязку, затем позвала Гриню, и тот, сняв с раненой моей ноги ботинок, задрал штанину кверху, обнажив рану. Дырка в ноге была сомкнутой, но была в остатках крови и имела неприглядный вид. "Навылет, и кость не задета", — окончательно убедился я. Обтерев место ранения, Ксения перемотала его чистой тканью, а Гриня вернул штанину на место.

После перевязки меня сморило, а к полудню паренёк принёс своё творение – крепкий деревянный костыль с двумя упорами, под плечо и для ладони, а упор подмышкой был обмотан тряпками для мягкости. Вещь оказалась добротной и удобной. Я от души поблагодарил за её изготовление и, помня, как парень засматривался на револьвер, вручил ему свой со словами:

— Держи, Григорий. Справный наган, с самовзводом.

Открыл дверцу барабана, показал как поворачивается шомпол и выдавливает стреляную гильзу, и как заряжается патрон, объяснил как взводить курок, рассказал про чистку оружия и завершил свой краткий показ:

— И вот что скажу тебе, Григорий: на горячую голову, по злобе или безрассудству не доставай и попусту не хвались. Только для защиты. Для этого может и пригодится, время нынче такое, всякое бывает…

— Благодарствую, дяденька, — степенно ответил паренёк и, шустро спрятав наган за пазуху рубахи, унёс куда-то на чердак – я услышал, как над головой скрипнул настил и что-то зашуршало.

Я сидел во дворе у стены дома и грелся в лучах осеннего, но ещё теплого солнца. Отец Серафим занимался чем-то в сарае, ведя своё не особо отличающееся от крестьянского хозяйство. Гриня тоже бегал туда-сюда и убегал по каким-то делам. После полудня, когда солнце уже клонилось к закату, парень взволнованно прибежал откуда-то во двор и бросился к хозяину дома: "Отец Серафим, казаки!.. У старосты остановились".