Рассказав практически все, Бобров призвал народ передохнуть и вернуться к обеду. На этот раз яствам не преминули отдать должное. Как, впрочем, и вину. Выждав полчасика и дав всем расслабиться, Бобров приступил чуть ли не к самому главному. Все, что он сказал до этого, было лишь подготовкой к тому, что он собирался сказать сейчас.

— А теперь, — начал он таким тоном, что все замерли, — я попрошу поднять руки тех, кто уйдет через портал в двадцатый век. Да, да, все равно местный он или не местный.

— А мы как? — тут же спросила Апи.

— И вы как все.

Почти моментально подняли руки супруги Комаровы, на несколько секунд запоздала Нина. Серега медлил, поглядывая на Боброва и, когда тот поднял руку, с огромным облегчением, или это Боброву только показалось, тоже проголосовал «за». Девчонки вели себя в точности как Серега. Они дождались Боброва и тоже подняли руки. При этом Златка ему подмигнула, а Апи показала язык. Не стало неожиданностью и «за» Меланьи. При этом она подняла руку даже раньше Боброва. Наверно они с Юркой заранее сговорились.

А вот то, что не подняли руки Петрович, дядя Вася и Вован, оказалось для Боброва сюрпризом. Причем он даже не понял сперва — приятным или неприятным.

— Объяснитесь, — потребовал он.

Первым по старшинству выступил дядя Вася. Его выступление было наверно самым кратким. Он сказал:

— Не хочу, — и напрочь замолчал.

Бобров подумал и повернулся к Петровичу.

— Ну а что? — Петрович огляделся. — Я здесь чувствую себя человеком. Причем нужным человеком. Понятно, что жрец Асклепия — это все баловство. А вот поесть, попить, — он улыбнулся. — А там я никому не нужный пенсионер с копеечной пенсией.

— Причем здесь твоя пенсия Петрович? — в сердцах сказал Бобров. — Ты же богатый человек. Что хочешь то и делай.

— А я ничего не умею кроме как лечить людей, — тихо сказал Петрович. — Да и Ефимия туда не хочет, — выдвинул он последний аргумент.

Бобров махнул рукой.

— Ну а ты? — он обратился к Вовану. — Тоже чувствуешь себя человеком?

— Я чувствую себя капитаном, — ответил Вован и взгляд его слегка затуманился, а Млеча плотнее прижалась к его плечу. — Здесь море, корабли и свобода. Там же полное дерьмо.

Вован выразился гораздо определеннее, так, что даже Бобров поморщился.

— Больше никто не хочет? — спросил Бобров, оглядывая собрание.

Больше никто не хотел.

— Тогда собрание объявляю закрытым. Андрей, Евстафий и Элина останьтесь. Остальные — свободны.