И тут я увидел совсем небольшую заметку о том, что Североамериканские Соединенные Штаты потребовали у Англии половину ее владений в Новом Свете. А буквально под ней было напечатано столь же короткое сообщение о встрече на борту югоросского крейсера «Москва» министров иностранных дел Континентального Альянса и премьер-министра Британской империи Уильяма Гладстона для «обмена мнениями по важнейшим международным вопросам». Больше ничего там указано не было, но я вдруг понял — вряд ли югороссы и их союзники позволят вашингтонскому стервятнику безнаказанно клевать раненого британского льва, и в ближайшее время в адрес Вашингтона с их стороны последует резкий дипломатический окрик. Я не гадалка и не пророк, но, скорее всего, в Вашингтоне воспримут этот сигнал совершенно неадекватно, и тут же неизбежно наделают непростительных глупостей.
К тому же, насколько я знаю тех, кто сейчас задает тон даже не столько в Белом доме, сколько в Сенате, у нас на Юге в скорейшем времени может начаться какая-нибудь «новая реконструкция», как две капли воды похожая на «борьбу с ирландским мятежом», которую учинили англичане. И тогда наших солдат на Родине будут встречать как воинов-освободителей. Но чует мое сердце, что сначала рекой польется кровь невинных южан, а уже потом янки начнут платить за все по полному счету — и за старое, и за новое, и на три века вперед.
«Господи, — взмолился я, — призри народ свой и не дай многим из них погибнуть от рук северных варваров!»
Вот и закончилось наше ближневосточное приключение, в котором я получил кучу новых впечатлений, убедился, что в этих краях от отскока на сто сорок лет назад ничего не изменилось — и бандиты все такие же бандиты, а поэты остаются поэтами. Правда, хороших людей тут тоже немало, в том числе и христиан, пронесших свою веру через века магометанского владычества, и именно ради них сюда придет Империя. Снова, как полторы тысячи лет назад, на этой земле воцарятся мир и благолепие, а головы местных бандитов будут торчать на кольях, расставленных вдоль дорог, на которых они разбойничали.
Кроме всего прочего, в этом Персидском походе я нашел себе вторую половину на всю оставшуюся жизнь. Жаклин для меня одновременно и жена, и возлюбленная, и как бы приемная дочь, и теперь и речи быть не может о том, чтобы я направился в одну сторону, а она — в другую. Моя любимая знает, что служить я буду ровно до тех пор, пока глаз остер и тверда рука, и готова всюду сопровождать меня в боях и походах, разумеется, ровно до того момента, когда у нас в планах появится первый ребенок. Даже такая оторва, как моя жена, не будет мотаться по миру с пузом или с младенцем на руках. Тогда я отправлю ее в давно дожидающийся меня, положенный мне по должности особняк в Константинополе, а сам продолжу прогибать под себя этот изменчивый мир. Уж такая у меня судьба — творить историю.