Тут явно что-то иное. И это «иное» явно за пределами догадливости новоиспечённого младшего лейтенанта. Который, по большому счёту, скорее сержант (фарси, за который одну звёздочку и пожаловали, к опыту того рода, что сейчас творился за спиной, отношения не имел).

Что вместе с городком аннулированы и близлежащие постройки, тоже понятно. Иншалла, местные в такое время обычно на работе. И никто не пострадал из живых людей.

Не считая вояк-танкистов… И тех, кто на складах…

В свете разгорающегося за спиной зарева, Ербол снова резко сменил намерения и пожелал доехать до прокуроров как можно скорее: одно дело, ведомственные неутыки. Даже вплоть до самых печальных и противозаконных. Другое дело — вот т а к о е.

*********************

Мой спутник проникается серьёзностью апокалипсиса за нашими спинами и до самой прокуратуры ведёт себя более чем смирно. Когда я паркуюсь под зданием, где работает Бахтин, он только с интересом оглядывается по сторонам и хмыкает себе под нос. Напевая какую-то песенку на языке, которого я не знаю.

Выволакиваю своего «спутника» с заднего сидения и, прямо за ремень на руках, тащу по ступенькам вверх к турникету.

Полицейский сержант, бдящий на входе, широко раскрывает глаза, глядя на нас.

Из кармана этого Ербола достаю его же удостоверение, которое тычу полицейскому сержанту:

— Мне нужен Бахтин. Срочно.

Полисмен качает головой и замедлено тянется к телефону. Не сводя с нас взгляда.

— Скажи, Стесев привёл его! — киваю на удостоверение Калдыгулова в руках полицейского. — Как раз с военных складов, где сейчас пожар.

*********************

— Бл###дь, теперь спокойно! Объясни мне! Что происходит! Ё! — рам биё… — чуть тише завершает орать последнее непонятное мне слово Бахтин через минуту у себя в кабинете.

Куда я, под присмотром полицейского сержанта, доставляю Калдыгулова. Пройдя несколько лестниц и пару поворотов по коридорам.

Калдыгулов при этих словах Бахтина вскидывается, начинает лучиться любопытством и скороговоркой выдаёт какую-то абракадабру не непонятном мне языке (причём, явно не на государственном или китайском).

Бахтин хмуро смотрит на Калдыгулова, переводит взгляд на его удостоверение (протянутое полицейским сержантом) и выдаёт что-то типа:

— Ман бо Форсӣ сухан намегӯям… — Затем добавляет. — А что, нормально говорить не можешь?

— Да могу, конечно, — чуть краснеет от смущения Калдыгулов, опуская взгляд. — Извините…

— Что у вас случилось? — Бахтин, явно не зная, что делать с удостоверением Калдыгулова, смотрит на нас по очереди. — Свободен! — срывается он тоном на полицейского сержанта, который вообще ни в чём не виноват.