Андрей тяжело вздохнул, пожал плечами и, протянув листок бумаги генералу, глухо добавил:

– У нас просто не хватит людских ресурсов, тем более что мы их сами резко сокращали. Посмотрите на эту бумагу, мой милый Эрих, и вы все сразу поймете.

Манштейн быстро пробежался глазами по листку, заполненному скупыми строчками машинописи и колонками цифр, и поднял ошарашенный взгляд на Родионова.

– Так оно и есть, Эрих. За семь лет партия превратилась в монстра, который стал тиранить весь германский народ. Около трех миллионов немцев стали изгоями в собственном отечестве. Да-да, именно немцев, хоть во многих из них и течет еврейская кровь, но они наши с вами соотечественники, чьи предки верой и правдой служили Германии. Свыше полумиллиона репрессировано, большинство из них до сих пор находятся в концлагерях. Около 50 тысяч наших граждан подло умерщвлено. Подло! Поверьте, я сам не знал об этом – партийные Торквемады сами принялись насаждать свое видение национал-социализма. Эти несчастные, многие из которых душевнобольные, стали жертвою уколов смертельной инъекцией. А среди них были и солдаты Великой войны, награжденные боевыми наградами. Понимаешь, Эрих, эти твари не пожалели наших героев, с которыми мы ходили в атаки!

Андрей в лихорадочном возбуждении подскочил к вставшему из кресла Манштейну и схватил его за мундир. Лицо генерала, по мере монолога фюрера, вначале побледнело, а теперь побагровело. Он начал хрипло дышать, сам задыхаясь гневом.

– Но мы вовремя раздавили гадину, что подтолкнула рейх на край пропасти. Мы их опередили, Эрих!

– Так точно, мой фюрер! Я и не предполагал, что эти мерзавцы за нашими спинами творят столь грязные дела. Надеюсь, что они получат сполна за свои злодеяния!

Генерал говорил четко, будто диктовал приказ, – короткая записка, переданная рейхсканцлеру начальником гестапо Мюллером, произвела на него самое серьезнейшее впечатление. Было отчетливо видно, что Манштейна колотит от сдерживаемого бешенства.

– И что нам делать дальше, мой фюрер?

– Только одно, мой милый Эрих, – готовиться к затяжной войне с англо-американцами. Это потребует от нас усилий, так же как и наших союзников. Теперь договориться с последними станет намного легче, ведь сейчас нам не препятствует безрассудная политика вчерашних лавочников и мясников, почувствовавших себя вершителями судьбы Германии…

Речь лилась плавно, но в то же время Андрей чувствовал, что теперь для него все станет намного сложнее. Ведь, избавившись от маргиналов в руководстве страной, он сам в глазах определенной части генералитета выглядит не лучше этих нацистов. А потому во многие головы уже сейчас пришла мысль – а не пнуть ли нам самого фюрера пинком под зад?