К парням из ваффен СС Бертран относился с уважением, знал, как солдатики отчаянно дрались на Восточном фронте и под Прагой. Сам он в конце войны добровольно пошел на фронт, прямо из гитлерюгенда, где формировали отряды самообороны «Вервольфа». И ничего, научился стрелять из автомата и фаустпатрона, принял участие в драке за Берлин и даже получил из рук самого фюрера простой Железный крест за сожженный русский танк. Времена, конечно, пошли не те, чтобы разгуливать по городу с крестом на груди, но этой наградой, полученной в тринадцать лет, Бертран очень гордился и вечерами, поставив на виктролу пластинку с речью фюрера, надевал награду и подолгу стоял перед зеркалом, тайно отмечая, что выглядит довольно мужественно и подтянуто. Сложись судьба по-другому, служил бы Бертран в ваффен СС и был бы там не на последнем счету.

Но вместо этого приходилось прислуживать наглым и развязным оккупантом, для которых все немцы были Гансами, а немецких девушек эти сволочи покупали за чулки, сигареты и шоколад. За что Бертрану было их любить, если Эльза Паукер, в которую он был тайно влюблен, пошла на панель и стала развязной и накрашенной девкой, отсасывающей в подворотнях за десять долларов?

Сегодня этот человек появился вновь и, похоже, вовсе не был обескуражен приемом, который ему оказали накануне.

— Бертран Гюльзенхирн? — человечек поднял темную шляпу в приветствии. — Мне необходимо поговорить с вами.

— Я уже вчера сказал все, что знал, — неприветливо буркнул Бертран. — В момент драки я был на кухне. Ничего я не видел. Ничего. Понимаете? И, пожалуйста, не надо грозить мне увольнением. Думаете, я держусь за эту работу?

Человечек (росту в нем было от силы метр шестьдесят, и телосложения он был, как написали бы в старинном романе — деликатного) вежливо улыбнулся тонкими бледными губами.

— Вы меня не поняли, — сказал он, присаживаясь за столик напротив Бертрана. — Я не из гес… не из полиции. И поговорить я с вами хочу совсем по другому поводу. Я очень долго искал вас, Бертран Гюльзенхирн.

Вид у человечка был странный и торжественный, но Бертрана это не смутило.

— Тем более, — хмуро сказал он. — Здесь не место для разговоров. Здесь я работаю. Хотите поговорить, приходите вечером, когда я заканчиваю работать. Тогда и поговорим. А у меня работа такая, что в ней, господин хороший, минута марку бережет. Хотите поговорить? За день я зарабатываю шестьдесят марок. Кладите их на стол, тогда мы поговорим. Нет, так проваливайте, не мешайте человеку зарабатывать деньги. Ясно?

Человечек молча кивнул, не спуская с Бертрана глаз, достал из кармана странный мешочек, похожий на чехол для печатей. Мешочек был красного цвета, и на красном фоне были вытканы скрещенные лилии и корона над ними. Из мешочка незнакомец достал стодолларовую бумажку и положил ее перед Бертраном.