Все обернулись в мою сторону, и я невольно почувствовал, как начинаю краснеть. Причём и от злости тоже.
– Вы все прекрасно знаете, о ком речь, – с наигранной грустью в голосе продолжил Игорь Михайлович. – Варченко, поднимись, пожалуйста.
Да ладно! Он что, из этой херни собрался раздувать костёр мировой революции? Я всё же встал, но тут же перешёл в наступление.
– Простите, Игорь Михайлович, но что это вы тут за судилище устроили? Я что, нарушил какой-то закон? Так покажите мне то место в Конституции или Уголовном кодексе, где чёрным по белому написано, что гражданам СССР запрещается фотографироваться в обмен на синтезаторы. Уверен, вы ничего подобного не найдёте. А синтезатор мне нужен для работы, вы сами заметили, что я ещё и песни сочиняю, которые исполняют в том числе Пугачёва и Ротару. Вот у вас какое орудие труда? Пишущая машинка, чтобы отчёты наверх отправлять? А у меня таковым станет синтезатор, на нём будут писаться песни, которые мы услышим в том числе и на правительственных концертах. И молодежь эти песни будет петь! Или вы, товарищ Волков, за то, чтобы наша молодежь только западную музыку слушала?
Да уж, не ожидал он такой отповеди. Не знает, что и сказать, а я добавляю:
– И ещё… Я фотографировался в форме сборной СССР, почему мы не можем прорекламировать советский спорт в Японии?
Не дожидаясь разрешения, я сел, скрестил руки на груди и, набычивавшись, стал пялиться в окно, на проносящиеся мимо «Тойоты», «Мицубиси», «Хонды» и прочий японский автотранспорт. Никак не привыкну к левостороннему движению. Хоть бы уже поехали, наконец, сколько можно стоять?!
– Варченко, я что-то не понял… Что это сейчас такое было? Очень умный, что ли, не все мозги ещё отбили? И, по-моему, я не разрешал тебе садиться.
– Товарищ Волков, я не на уроке, а вы не мой учитель, чтобы стоять перед вами навытяжку. И насчёт ума… Чем известен Игорь Михайлович Волков? Нет, никто не знает ни композитора такого, ни писателя, ни даже боксёра. А кто такой Максим Борисович Варченко, надеюсь, не нужно лишний раз объяснять? Так у кого мозги лучше варят?
В автобусе наступила почти мёртвая тишина, если не считать шума проносящихся мимо машин. Лицо Волкова пошло красными пятнами, чувствовалось, что он сдерживается из последних сил, чтобы не сорваться. Да пусть орёт сколько влезет, пусть докладные в Союз катает, не страшно. С кулаками точно не полезет, не по статусу, да и знает, что может прилететь нехилая ответочка.
– Максим, ты это, давай прекращай тут, – пробормотал выглядевший донельзя смущённым и растерянным Чеботарёв.