Но уже поздно сожалеть – меня увидели.
- Позовешь хозяина? – тихо спросила я. – Сдашь меня, да?
Человек на картине, на мое удивление, отрицательно замотал головой. Я обернулась по сторонам, осмотрела стены в картинах и задумалась: почему при такой слежке с картин Виктор не в курсе, что сын его травит? Или эти жители полотен не на стороне Миллера, а сами по себе? Никому не служат?
- Ты можешь говорить? – спросила я мужчину, и тот снова замотал головой из стороны в сторону.
Идет на контакт – уже хорошо. Не сдал – вообще прекрасно!
- А ты знаешь, где книга о двойниках? – решилась я.
И тут мужчина с интересом посмотрел на меня, после чего нырнул и пропал. Секунда, вторая, десять, минута… И мужчина выплыл у самого края картины, став крупным, размером с нормального человека. Положил руки на багетную рамку, как на край бассейна, а потом стал пристально рассматривать кабинет.
Неожиданно лицо мужчины оживилось и просветлело, он показал пальцем в угол, где около вазы с цветами лежали ножницы и изобразил двумя пальцам «щелк-щелк».
- Ножницы? – удивилась я, и мужчина быстро-быстро закивал.
Подошла к угловому столику и взяла в руки железный предмет, с беспокойством подошла к картине и предусмотрительно остановилась в паре метров от нее.
- Они нужны тебе или мне? – уточнила я. Мужчина показал сначала на себя, потом на меня, и я переспросила: — Нам двоим?
Мужчина кивнул. Похоже, предлагал сделку…
- Боюсь, если тебя больше не будет на этой картине, Миллер все поймет, — догадалась я.
Мужчина поднял палец вверх и замотал головой, а потом похлопал себя по голове, показывая, что еще дружит с той.
- Хочешь сказать, что останешься в картине?
Мужчина показал «ни то ни се» — по-другому этот плавный жест руками я не могла описать.
- Сможешь выходить из картины? – уточнила я, и мужчина лихорадочно закивал.
Ага, вот так сниму магию, и кто знает, кого выпущу…
- Прости, я не могу так рисковать, — откровенно сказала мужчине. – Пусть мне и нужна книга, но не до такой степени. Опасный у вас мир, магический. Все обмануть норовят, зачаровать.
Мужчина беззвучно, но очень тяжело вздохнул. Расстроился, понурил голову, а потом понимающе кивнул.