– В этом ли дело? – Устах махнул рукой.

– А в чем?

Из темноты донесся голос Элды. Машег с нурманкой возвращались.

– А вот в них хотя бы,– сказал синеусый варяг.– Понравилась хузарину твоя женщина – ты и отдал.

– Машег – мой друг, а Элда – вовсе не моя женщина! – запротестовал Серега.

– Халли ее тебе поручил, сам же сказал! – возразил Устах.– По закону она твоя была. А ты отдал. Это, брат, истинно княжья повадка. Помнишь, как мы с тобой в лесу встретились? Как ты с Гораздом дрался, а потом я тебе бороду брил?

– Помню, конечно!

– Помнишь, как ты спросил: а голову?

– А ты сказал: «Пока так походишь!» Голову, мол, вожди бреют,– засмеялся Духарев.

– Верно,– кивнул Устах.– А теперь говорю: пора тебе голову брить.

– Только не сейчас, ладно?

Теперь засмеялся Устах:

– Голову тебе пусть Свенельд бреет! Я для того статью не вышел.

Машег и Элда, держась за руки, возникли из темноты, присели к костру. Так же держась за руки.

– Слышь, хузарин, что главное для вождя? – спросил Устах.

– Доблесть! – ни на секунду не задумавшись, ответил Машег.

– А ты, Элда, что скажешь?

Нурманка поглядела на Машега, словно спрашивала разрешения. Хузарин ей улыбнулся. Глаза у них были почти одинаковые – синие. Только у Элды немного светлей.

– Храбрость, слава – это для воина важно,– очень серьезно ответила нурманка.– А для вождя главное – удача. У отца моего дальний родич есть, Грим Лысый, сын Кведульва. Он – великий воин. Сильней его, говорят, только сын его, Эгиль. Но поссорился Грим с конунгом Харальдом Прекрасноволосым, которого раньше Косматым звали. И покинул дом свой Грим и бежал в Исландию. Потому что, хоть и не уступает Грим конунгу храбростью, а силой даже и превосходит, но удача Харальда больше.

И опять поглядела на Машега: хорошо ли сказала?