И тут шум битвы изменился. Воплей стало больше, а грохота и лязга – меньше.

– Уже не стоят! – бешено выкрикнул Владимир. – Гри-идь! За мной! На ворога!!!

И гикнув, погнал между шатров туда, где звенели мечи.

Гридни, попрыгавшие в седла, полетели вслед за князем. Всадники Путяты – за ними. Пять тысяч лучших воев Владимира устремились навстречу трем тысячам прорвавшихся гридней воеводы Артёма. А за Владимировой гридью, бегом, немногим отставая от конных, три тысячи пеших свеев под водительством ярла Дагмара.

Воинская удача переменчива. Только что киевляне резали разбегающихся северян, и вот уже их самих теснят и давят превосходящие силы Владимира.

Увидев надвигающуюся массу конницы, Артём еле успел перестроить своих. Да и то не всех. Вырвавшиеся вперед, увлекшиеся резней оказались слишком далеко от своих – и слишком близко от вражьего наката. Пять тысяч владимирских стоптали их, не заметив, и налетели на киевлян. По счастью, меж шатров и костров им было не разогнаться. В чистом поле удар этот был бы много страшней. Киевляне оборонялись умело: спин не показывали, держали строй, те, что оказались в тылу, вставали на стременах и били стрелами поверх голов своих. Пока колчаны не опустели, киевляне держались. Когда опустели – стало худо. Подоспели свеи, нурманы надавили с тыла. Зажали Артёмовых воев со всех сторон. Всадники Путяты отогнали легкую конницу. Петля затянулась. Артём понял: они попались. Надо прорываться. Но как? Скандинавская пехота давила с трех сторон, конная гридь Владимира наседала с четвертой.

Славка устал. И жеребец его тоже устал. Забрызганные чужой кровью, конь и всадник больше не искали чужих жизней, а старались лишь уберечь свои.

От Славкиного десятка осталось четверо. Среди этих четверых был друг Антиф. Они умело прикрывали друг друга и постепенно пробивались туда, где синел в лучах утреннего солнца прапорец воеводы Артёма. Там сражались лучшие из дружины. Туда рвался сквозь смешавшиеся ряды своих и чужих князь Владимир. Привставая на стременах, Славка видел его очень хорошо: быстрого, обоерукого, в простом круглом шлеме и забрызганном кровью панцире. Княжье алое корзно прикрывало широкий круп саврасого коня. На нем кровь была незаметна. Вокруг Владимира, умело ограждая его щитами и остриями копий, бились ближние дружинники, однако, будь у Славки стрела, он бы попробовал достать новгородского князя.

Стрелы давно кончились. Боевой задор – тоже. Славка уже понимал: победа им не светит. Слишком много врагов, слишком они сильны. Всё, чего он хотел, – прорваться к брату и биться с ним рядом. И умереть – если придется.