Дедушка пригубил. Сначала символически, но, распробовав, удивился, хмыкнул и приложился основательно.
– Давненько я такого не пивал, – заметил он, возвращая флягу.
Нет, не ошибся Сергей Иванович. Не простой это дедушка.
– Ты меня уважил, – веско уронил беловолосый. – И я тебе за это совет дам добрый. Не ищи, князь, тех, кто сына твоего обидел. Найдешь – навеки останется он калекой.
Перевел взгляда на Яроша, велел:
– Князя слушай. Повезло тебе с ним.
Развернулся и зашагал прочь.
И что интересно: Духареву даже в голову не пришло его остановить.
Может, потому, что он подарил Сергею Ивановичу надежду?
* * *
А в Киеве праздновали жатву. С воинскими играми и вольными забавами. С любящимися на межах парами, с хмельными пирами, скоморошьими плясками и гуслярскими былинами о прежней и нынешней славе. Праздновали все, включая великого князя. Несмотря на явное неодобрение главного ромейского епископа. Впрочем, жертвы старым богам не приносили. В Киеве.
Часть четвертая Вера и верность
Часть четвертая
Вера и верность
Глава 1, в которой становится очевидно, что ложь, коварство и предательство в государственных масштабах – это и есть политика
Глава 1,
в которой становится очевидно, что ложь, коварство и предательство в государственных масштабах – это и есть политика
В Киеве цвела весна. Первая весна, приветствуемая звоном колоколов, пусть небольших, деревянных, но всё же – церквей. Первая христианская весна на Руси.
С весной пришли первые гости с юга. Из Тмуторокани. От угров. От булгар… А также – из Византии. Прямо из императорского дворца.
Василевс Василий делился с крестником добрыми новостями. Порядок в империи восстановлен. Последний предводитель мятежников, освобожденный из заключения после смерти своего противника-союзника-тюремщика Варды Фоки, Склир собрал было новую повстанческую армию, но Василий решил дело миром. Мятежный Склир с благодарностью принял великодушное предложение императора, присягнул василевсу, распустил войско и удалился на покой. Тоже понятно: годков бывшему доместику схол было уже немало.