– Назад!
Почти сразу вслед за этим он перестроил своих людей. Половина продолжала оставаться лицом к полякам, а вторая во главе с десятником развернула коней на сто восемьдесят градусов и угрюмо уставилась на толпу.
– Ну, кому живота своего не жаль?! – зло осведомился Щур у отхлынувшей толпы и уже гораздо тише, пытаясь успокоить, продолжил: – Покамест неведомо, с чего весь сыр-бор начался, а потому допрежь разобраться надобно, чтоб…
– Это как же неведомо?! – сурово осведомился знакомый мне бородач – мясник Микола.
На сей раз топор лежал у него на плече, и лезвие – молодец, хоть догадался помыть – было уже чистым.
Пока чистым.
Правда, догадлив он оказался только наполовину – рубаху, изрядно забрызганную кровью, он сменить не додумался, балда.
– Как это неведомо, когда уж всем давно все ведомо. Вона и видок имеется. Ну-ка, Ржануха, подь сюды!
Из людских рядов робко вышла следом за бородачом та самая девка. То, что она не успела переодеться, меня порадовало.
– Братанична моя, – громогласно объявил Микола, поворачиваясь к толпе. – Братец мой старшой Микифор о прошлое лето помре, а матушки у ее давно нетути, померла ишшо три лета назад, вот я и взял сиротку к себе. Уж и женишка ей справного подыскал. Хошь и невелика у него лавка, ан все ж…
– Ты погоди про лавку, – хмуро перебил Щур. – Про дело сказывай…
– Я и сказываю, – ничуть не смутился бородач и бухнул увесистое: – Прижали в углу мою сиротинушку горемышную да… ссильничать хотели.
Толпа охнула и угрожающе загудела.
– Ты народ не распаляй! – рявкнул десятник. – Не тебе судить, чего они хотели. Ты лучше сказывай, чего они сотворили.
Люди вновь притихли, тоже желая узнать, что же произошло.
– А ничего не сотворили, – с вызовом произнес мясник, – потому как она вырвалась да убёгла.
– Стало быть, она ничего не видала, – разочарованно протянул десятник.
– Это как жа?! – возмутился Микола. – Все доподлинно своими глазоньками узрела и услыхала. Ее ж сызнова пымали. – И осуждающе кивнул в сторону угрюмо скучившихся по другую сторону шляхтичей. – Сам подивись, каки кобели здоровущи. От таковских поди убеги. Пымали, да к тыну прижали, рукав разодрали, а чтоб не ерепенилась – в рожу заехали. Эвон, сам зри – чуть скулу напрочь не своротили.
Мясник дернул племянницу за руку, поворачивая к толпе на всеобщее обозрение, а затем вновь развернул к Щуру. Левая щека у Ржанухи и впрямь успела изрядно припухнуть – Липский бил от души, и я еще раз подосадовал, что немного запоздал с помощью.
– Да еще чуть не опростоволосили! – надсадно гаркнул бородач, стараясь перекричать гудевшую толпу, которая тут же ахнула еще громче.