— Ежели доверишь, на ноги Федора Борисовича я поставлю.

— Не боишься? Случись что, и наши с тобой головы полетят, — предупредил я. — Как, готова к этому?

— Не боись, — усмехнулась она. — Поживем еще, и головы наши на плечах останутся, никуда не денутся. Токмо просьбишка одна. Повели, чтоб енти медихусы у меня под ногами не путались. А посидеть у изголовья, подать, принести да прочее и Любава со своей Галкой возможет — дело-то нехитрое.

И я сделал выбор. Надо сказать, не ошибся — через три дня Федору действительно полегчало. Слегка, но достаточно для переезда в Москву. А едва мы прибыли в столицу, как Мнишек, появившийся на моем подворье, сразу озадачил меня кучей дел, которые, дескать, нуждаются в незамедлительном решении, благо завтра вторник — один из установленных дней заседаний Опекунского совета.

На мой взгляд, практически все перечисленное им не относилось к разряду срочных. Даже с ответом гонцу из Великого Новгорода, привезшему сообщение о прибытии послов от короля Карла, требующих отворенную грамоту[55] для проезда в Москву, и то можно обождать. Но коль ясновельможному не терпится, ладно, займемся.

А попутно и еще кое-чем. Никак не выходил у меня из головы тот первый вечер в тереме Годунова и его реакция на мое сообщение. Судя по ней, Любава в качестве сердечного лекарства хлипковата — нужно куда сильнее. Желательно антибиотик, то бишь жена. И свадебку по возможности надо форсировать.

Но вначале следовало дать ответ гонцу. И поутру чуть свет, кляня на чем свет стоит столь раннее начало рабочего дня, я сидел на заседании Опекунского совета, слушая, с чем прибыл гонец и что на уме у самих послов. Как удалось выяснить новгородскому воеводе князю Катыреву-Ростовскому, король Карл выслал чуть ли не ультиматум. Мол, их государь не намерен терпеть столь коварное нарушение перемирия и требует… Ну да, понятно. Отказаться от поддержки Марии Владимировны, вернуть шведам взятые города и так далее.

Остальные собравшиеся, в отличие от меня, были настроены куда серьезнее. «Ежели свеи с одной стороны нагрянут, а ляхи с другой, нам не устоять», — это краткая выжимка из речи Мстиславского.

— Да нам и одних ляхов за глаза, — пробурчал Романов и, покосившись на меня, ядовито добавил: — Обманом, оно, конечно, куда ни шло, а в чистом поле нам с ними ратиться не с руки. А коль свеи в спину гостинца поднесут, как бы и Новгорода со Псковом не лишиться.

— Но договор-то мы с Марией Владимировной заключили, — возразил я.

— Коль такое дело, то его можно и того, взад повернуть, — осторожно намекнул Мстиславский.