— Значит, всегда сбывалось, — кивнул я, констатировав: — Сильна старая. Но ведь она не ворожит, не колдует — просто предсказывает.
И тут народ прорвало. Каждый норовил выплеснуть свое, наболевшее, но суть сводилась к одному. Мол, предсказывает или ворожит — наплевать. Но мы такого худого слушать больше не желаем.
— А ежели бы тебе, князь, про твое дите родное кто-нибудь поведал, что вскорости скрючит его, ты как с ним поступил бы? — подскочила совсем близко ко мне какая-то баба, весьма похожая на прячущуюся за нами ведьму. Ну разве что поупитаннее, да одежка поприличнее, зато космы точь-в-точь.
— А тут впору не о мести думать, а о том, как дите уберечь, — хмуро ответил я.
— Вот я и уберегу. Спалим ее, и все чары по ветру развеются! — торжествующе завопила баба.
— Во-во, — поддакнул ей староста.
Кажется, мирные переговоры зашли в тупик. Ладно, есть у меня кое-что и на такой случай. Надо было сразу включать этот вариант, но и сейчас не поздно.
— Нельзя ее на костер, — констатировал я.
— Как так?! — оторопел Локоток. — Смилуйся, княже! Помрут ведь людишки-то, беспременно помрут. — И, видя, что я остаюсь непоколебим, взвыл: — Креста на тебе нету!
— Есть, — возразил я. — Гляди. — И извлек из-за пазухи золотой крестик — подарок моего «восприемника от купели» Дмитрия Ивановича. — А вот она, хоть и ведьма, его не боится, — продолжил я и в доказательство своих слов, сняв с себя крест, подошел к старухе, слегка коснувшись крестом ее головы. Та, сжавшись в комочек, не пошевелилась, пребывая в каком-то ступоре.
Локоток хмуро взирал на мои действия, озадаченно почесывая затылок, но, не придя ни к какому выводу, осведомился:
— Чтой-то я тебя не пойму, княже. Ну креста она не боится, так ведь мы ее не крестом, а костром.
— Не поможет, — отрезал я. — Тех ведьм, кои креста не боятся, сжечь можно, но заклятия с их смертью никуда не денутся и силы своей не потеряют.
— Может, утопить ее тогда, а? — растерялся он и вопросительно уставился на меня.
Я развел руками:
— Как ни убивай, чары еще сильнее станут и быстрее подействуют. Кто должен через месяц помереть, за две недели с этим светом распрощается. Мороз она наколдовала со снегом? Значит, дважды за лето мороз будет, а то и трижды.
— Во как… — озадаченно протянул Локоток.
— Вот так, — подтвердил я.
Кстати, до сих пор не понимаю, почему на Руси никому из тех, кто, как и я, осуждал такие народные расправы над «ведьмами», не пришла в голову моя система борьбы с ними. Это же элементарно — найти причину, благодаря которой сожжение и вообще убийство «ведьмы» в любой форме покажется расправляющимся