– Я не знаю, Михаил Сергеевич… – сказал он – не знаю, что тебе сказать.

…

– Мы жили, так как жили, и сейчас так живем, и вопросов почему – задавать было не принято. Раз так – значит так надо.

Громыко посмотрел в окно на ночную Москву.

– Мы так жили, и с этим – вот это все построили. Как смогли. Как сумели. Но ты, наверное, прав, что задаешь вопросы. Пора их задавать. С нами – всё… годы не те. Пора приниматься за дело уже вам

Громыко помолчал и сказал

– На пенсию мне надо…

– Не отпущу! – резко сказал я

Громыко повернулся и посмотрел на меня

– Почему?

– Вы уйдете, другие уйдут. И что будет? Те кто придут, тут же дров наломают. И вы и я – солдаты партии. Солдаты на мировой войне коммунизма и капитализма. Идет война. Как называется тот, кто уходит с поля боя во время войны?

…

– Мне нужна ваша помощь. И поддержка. И главное – критика. Не думайте, что я не прислушиваюсь к тому, что вы говорите.

Громыко долго молчал. Потом как то растерянно сказал

– А я и сам не знаю, Михаил, почему например, нельзя в Польшу ездить или в ГДР. Вот думаю сейчас – и не знаю. Все боимся – как бы чего не вышло, как бы какой-нибудь идиот и себя не опозорил и страну заодно. Вот и запрещаем. Чтобы спокойнее себя чувствовать. А так…

…

– Что делать будем?

– Потихоньку отпускать гайки – сказал я – сразу нельзя, сорвет. Но и оставлять, так как есть – нельзя, по сути, каждый запрет сейчас, скорее, во вред, плодит диссидентов и порождает десяток путей обхода. А с нашими союзниками…

…

– Мы идем по пути реформ. Реформ не только назревших, но и перезревших. Они либо идут с нами, либо…