— Господи Иисусе, — простонал германец. — Надо было соглашаться с предложением Лорда… Баронский замок… Жена, золотые зубы…

— Джонни, — всерьез забеспокоился сэр Мишель. — Какие зубы? Тебе их что, выбили?

— Отцепись! — поморщился Гунтер. — И без тебя тошно! И в прямом, и в переносном…

Гунтер повернул голову набок и выплюнул крупный кровяной сгусток, приземлившийся точь-в-точь на разорванный, болтавшийся манжет рубахи шевалье де Монфора. Герцогскому сыну, впрочем, было все равно — костюм оказался испорчен раз и навсегда, а сам Монфор почти не подавал признаков жизни.

— Где мы? — слабым голосом спросил германец. Рядом что-то зашевелилось и из полутьмы выплыла покрытая ссадинами и местами распухшая физиономия сэра Мишеля. Рыцарь ожесточенно подергал руками, связанными сзади, попытался сесть, и, наконец, неловко утвердившись полубоком, воззрился на оруженосца.

— Мы на английской галере, — прошептал сэр Мишель. — У меня будет одна просьба — не мог бы ты развязать мне руки?

— А зачем? — задал Гунтер идиотский вопрос, но рыцарь так выразительно сверкнул глазами из темноты, что германец, превозмогая боль в голове и невероятную слабость, подвинулся к нему поближе, коленом перевернул норманна набок и начал разбираться в узлах и хитроумных сплетениях тонкого, но на редкость прочного кожаного ремешка. Сопровождалось сие действие невнятной руганью рыцаря и недовольным ворчанием Гунтера:

— Господи Боже, вот сюзерен свалился на мою голову…

— Это ты на мою свалился, — ответствовал сэр Мишель, морщась от того, что ремень, обхвативший запястья, затягивался еще туже. — У нормальных рыцарей и оруженосцы нормальные, а у меня?

— Каждый получает, что заслужил, — буркнул Гунтер. — Я предупреждал — не следовало ехать в Англию! По крайней мере, вместе с Годфри! Сиди смирно, а то порежу!

Как ни странно, англичане не догадались обстоятельно обыскать сэра Мишеля, а потому его любимый тупой кинжал остался за голенищем сапога. Гунтер наткнулся на торчащую рукоять совершенно случайно, и теперь старательно пытался перерезать ремешок. От долгого употребления лезвие ножа оказалось иззубренным у самой рукояти и Гунтер действовал им как пилой. После десяти минут напряженного труда сэр Мишель довольно охнул, сбросил распавшиеся путы и встряхнул освобожденными ладонями:

— Вот суки, так обращаться с рыцарем! — а оглянувшись, уточнил: — С рыцарями то есть.

Германец тяжко вздохнул и сказал:

— Ты еще этого… этого урода, как его там? Ну, таможенника на поединок вызови. Пускай сатисфакцию дает.

— И вызову! — неожиданно громко рявкнул рыцарь, отчего шевалье де Монфор, видимо, на секунду придя в себя, приподнял голову и выдавил: