— И чего он пялится? — ворчал Гунтер, лениво обгрызая баранью лопатку. — Мы их всех спасли, а они недовольны. Слушай, Мишель, можно Монфора на поединок вызвать?

— Похоже, ты становишься нормальным дворянином, — удовлетворенно заметил сэр Мишель. — Вот, уже хочешь драться… Только не умеешь. Но это дело поправимое.

— Пошел к дья… Тьфу! Иди куда хочешь, словом, — нахмурился германец. — Лучше скажи, чего теперь делать будем? Все наши поручения вроде исполнены, принц остался жив, Годфри тоже, теперь в королевстве воцарится тишь да благодать… За исмаилита надо будет сказать спасибо Мерлину. Кстати…

Видя, что нравы царят вокруг самые свободные, Гунтер поднялся, взял тарелку с жареными рябчиками, обогнул стол и торжественно поставил блюдо перед спящим возле возвышения, где сидели принц и архиепископ, волкодавом. Мерлин открыл один глаз, брезгливо осмотрел подношение и снова отключился.

— Мерзкая ты тварь, — вздохнул Гунтер. — Мало того, что людей жрешь без зазрения, так еще и у посторонних еду не берешь?

Волкодав согласно рыкнул, потом же, передумав, не раскрывая глаз потянулся к тарелке, подцепил длинным розовым языком прожаренную на вертеле птичку, и, не жуя, проглотил.

Действо перед столом заинтересовало Годфри, только что окончившего несколько фривольную балладу сочиненную лично королем. Архиепископ окликнул Гунтера:

— Господин де Райхерт, что это вы там делаете?

— Пытаюсь подружиться с собачкой, — ответил оруженосец и почтительно добавил: — …ваше святейшество.

— Вы будете мне нужны утром, сударь, — сказал Годфри. — Проследите, чтобы Мишель не проспал. Около полудня мне необходимо выехать в Кентербери на совет епископов, а раньше мне нужно поговорить с вами. И принцу тоже.

Джон размашисто кивнул и, критически осмотрев поднос с рябчиками, заявил:

— Вы Мерлина не закармливайте, он и так едва ходит… Жрет, подлец, много и спит все время. Настоящий ирландец…

Ночь прошла относительно спокойно. Ни привидения, водившиеся в замке, ни домовые спящих не побеспокоили. Один раз, правда, под окном кто-то жутко завыл, но сэр Мишель, почти не просыпаясь, коротко бросил встревожившемуся Гунтеру — «Это баньши веселятся, ничего опасного» — запустил в распахнутое окно подушкой и, когда вой стих, завалился обратно на постель.

Наевшиеся до тошноты сэр Мишель и германец отлично выспались на королевской постели, а, когда рассвело, Гунтер с превеликим трудом сумел растолкать брыкавшегося и угрожавшего расправой рыцаря, совершенно не желавшего вставать. Меры оруженосцем были приняты самые решительные — половина таза с водой, оставленной для мытья, была вылита норманну на голову, вторая же была расплескана в процессе последовавшей потасовки. Оба сэра — и настоящий, и вывалившийся из будущего другой Вселенной — добротно вымокли, вытираться же пришлось простыней, снятой с кровати короля Генриха.