Кресло пилота слегка качнулось и приветственно скрипнуло, принимая на себя тяжесть усевшегося человека. Пока подручные де Гонтара бестолково носились вокруг обмотанной веревками SC, обер-лейтенант совершенно машинально проделывал абсолютно обыденные вещи – отыскал свой форменный комбинезон и переоделся, открыл металлическую коробочку с бритвенными припасами и, как сумел, привел в порядок физиономию, соскоблив наросшую щетину. Потом забрался в кабину и какое-то время просто молча глядел перед собой на шкалы, циферблаты и поблескивающие латунью рычаги. Отметил привнесенное Милордом новшество: маленький круглый экран, приткнувшийся чуть пониже альтиметра и светившийся изнутри бледно-зеленым светом. Зачем-то провел по приборной панели рукой, погладил обтянутый кожей штурвал. Возможность опять взлететь, испытать полное единение человека и крылатой машины – о да, за такое можно с легкостью продать душу, не раскаиваясь и не сожалея! И потом – домой, домой, домой…

«А как же Серж? – укоризной скользнуло по краю рассудка. – Ты вернешься обратно, а он останется здесь?»

«И пусть остается, – злорадно подумал германец, щелчками тумблеров оживляя приборы и прислушиваясь к их тихому, слаженному гудению. Зачем-то включил и рацию, пощелкал ногтем по эбониту мертво молчащего наушника – даже треска помех не было. – „Темная фигура“, подумать только… И ведь все эти месяцы, прямо рядом… за одним столом… Пусть ему дьявол ворожит и дальше. Этот otmorozok точно добьется для себя и герцогской короны, и вставной челюсти из чистого золота. Хоть вакантное место де Фуа пускай займет при своем покровителе, не жалко! А я – я умываю руки и удаляюсь. Как говорится, сделал что мог, пусть другие сделают больше, если сумеют!»

Щелчок, щелчок, щелчок… Кашлянув несколько раз, заурчал и завелся двигатель. Сперва медленнее, затем все быстрее, сливаясь в единый серо мерцающий круг, завертелись лопасти пропеллера. Веером разлетелся песок, пригнулась трава, по плексигласу фонаря над кабиной проползли несколько размазавшихся дождевых капель. Полоса для взлета была почти что идеальной – ровная, прямая и твердая, без выбоин и трещин. «Дракон Люфтваффе», завывая движком, разгоняясь и вздрагивая всем корпусом, устремился сперва вперед, затем вверх, к небу в грозовых облаках. Прошлое и будущее более не имели значения – только свобода, головокружительное чувство победы над силой тяжести, только полет и презрительный взгляд цивилизованного человека с небес на унылое скопище безобразных построек, громко именуемых «городом Аккой», на жалкие лоханки в гавани, на притаившуюся за холмами степь и неровные клочки возделанной земли в обрамлении извилистых канав.