Ворокофу ничего не боится. Ещё бы! Он сам рассказывал как-то, что его уважаемый отец прошёл три войны! ТРИ!!! Разве может сын такого отца бояться каких-то там китайских бандитов, этих проклятых мандаринов? Не может! Ясно, что такой уважаемый отец воспитал сына настоящим воином. И теперь Сева-сан бестрепетно смотрит в лицо смерти, несущейся в него на китайских пулях.
Исиро так не может, потому что отец воспитывал его простым крестьянином. А сам он за всю свою жизнь до самой службы в армии ничего такого не совершил. Ну схватывался несколько раз с жандармами и один раз даже убил одного из них. Не зря ведь он занимался в коммунистической школе карате. Но только одно дело – ударом ноги убить, другое – вот так лежать и спокойно стрелять под пулями китайских собак…
Исиро решительно приподнялся из ложбинки и быстро огляделся. Он тоже должен быть храбрым, как его лучший друг Сева-сан…
* * *
…Господи! Страшно-то как! Отчаянно давлю на спуск – от грохота «дегтяря» закладывает уши. Странно, ведь в армии кажись, из пулемёта настрелялся от души, и хорошо помню – от того, правильного, звука в ушах не звенело. Удивительно, патроны-то одинаковые, а вот поди ж ты! А-а, чёрт! Аж зубы сводит от этого грохота!
Если бы мне кто три года тому назад сказал, что я окажусь в Маньчжурии и вместе с японцами буду отстреливать китайцев, – не, даже не смеялся бы. Просто вызвал бы такому скорбному головушкой ангелов в белых халатах, да сам же душевно и попросил бы работников Минздрава потщательнее этого бедолагу из запоя выводить. Потому как ничего другого, кроме запоя, это быть не может: такое даже для шизы крутовато. Но вот же ж гадство: лежу сейчас на пузе, вжимаюсь в землицу маньчжурскую и отчаянно пытаюсь нащупать очередного китаёза. И нащупаю, разумеется.
Только бы не показать своему второму номеру – симпатичному парню Исиро Танака, насколько мне страшно. Японец, понятно, ни черта не боится. Ну так! Мало того что он – японец, так ведь ещё рассказывал, как в двадцать седьмом участвовал в боях с полицией. Ничего так себе бои: на них – с винтовками и револьверами, а они – с голыми руками. Нормально, да? Нет, их там в школах карате коммунисты поднатаскали, но все равно. «Распрыгались кузнечики, с голой пяткой – против шашки», – как говаривал Василий Иванович…
Сюда бы папаню. Нет, не в том смысле, что я желаю ему зла – наоборот: добра и только добра! Отца я люблю. Как умею, понятно, но зато честно и искренне. Просто отец здесь оказался бы в привычной обстановке: он в своё время повоевал много и всерьёз. Ещё во время срочной службы в Советской армии угодил в Афганистан, а потом ухитрился дважды побывать добровольцем. В Приднестровье и в Югославии. И воевал там умело и хорошо. Так, что враги не жаловались. Вернее, наоборот, жаловались… Тьфу ты, запутался! Но, во всяком случае, на отдых в Хорватию мы с ним никогда не ездили, потому как его там ждал суд и то ли тюрьма, то ли просто взвод возле стенки. Или верёвка с петелькой. Сильно на него хорваты обиделись. Впрочем, как и словенцы с боснийцами. Так что ему бы там уж точно не понравилось. А вот тут он был бы в своей среде. По крайней мере, мне так кажется. А вот мне тут совсем не нравится! Хотя я тоже срочную на Кавказе служил и кое-чего повидал…