Иной раз такое завлекательное зрелище перед глазами, как наяву, вставало – впору то ли креститься, то ли хихикать, как маленькая Елька, когда ее щекотали.

«А потом-то промеж себя соперничать начнут: у кого кружево шире да затейливее. Какой-нибудь жене княжьего дружинника или мастера-ремесленника невместно хуже простушки выглядеть, а купчихе или боярыне… Вот! А на такую накидку, как у Арины, цену выставить, что только воеводихе или жене ближнего боярина доступна! А то и самой княгине! Да, не сразу купят, но вывесить, чтобы всем видно, и пусть слюни роняют!

Если же кто-то и купит, да в ту же церковь… Ох, да бабы не на иконы, а на нее вытаращатся! А после службы возле храма эдак не торопясь пройтись… Да за такое… три-четыре скандала, мужу устроенные – тьфу, сущая мелочь! И мужья, кто поумней, да попрозорливее, ох, и затоскуют, на это глядя, ох, и томно им сделается! Бабья суетность, говорите? А вот вам всем! Если с умом, так и суетность серебром звякает!

Ну, мужи хитромудрые, и кто сказал, что купеческие премудрости бабьим умом постигнуть невозможно? Да я вам всем нос утру, вы у меня все рты от удивления пораскрываете, у меня по всем городам торговля кружевом пойдет, даже туда доберусь, где и Никифор ни разу не был!»

* * *

Спроси в тот момент Анну: кто эти «все», кому она собирается утереть нос и кто должен пораскрывать рты – боярыня, пожалуй, затруднилась бы ответить. Подумав, скорее всего, решила бы, что «все» – это те, кто сомневается в способностях женского ума, но вероятнее, сама удивилась бы собственной горячности и непонятной восторженности. Впрочем, еще больше она удивилась бы, если бы узнала, что мучительные раздумья и сомнения, одолевавшие ее, в будущем обзовут мудреными иноземными названиями «маркетинг» и «бизнес-план».