Вскоре после овладения Перемышлем мы понесли другую тяжелую утрату. В боях на реке Вислок был убит командир 70-й механизированной бригады Герой Советского Союза полковник М. С. Новохатько. Как и многие офицеры 3-й гвардейской танковой армии, я давно знал Михаила Степановича по совместной службе, по боям и походам. С полным правом могу назвать его одним из мужественных представителей советских танкистов, до самозабвения преданных нелегкому ратному делу. Он прошел большой и славный боевой путь.

Близко мы познакомились с ним, когда Михаил Степанович встал во главе 51-й танковой бригады. Бойцы уважали и любили его не только за организаторское умение, но и за веселый, общительный характер, за смелость и храбрость. Случалось так, что за провинности кого-либо из солдат бригады крепко доставалось ее командиру. Но он никогда не помнил зла, верил в человека, старался помочь оступившемуся или совершившему ошибку своим вниманием и строгой добротой.

За несколько месяцев командования 70-й механизированной бригадой он горячо полюбился и ее личному составу. И после своей гибели Герой Советского Союза М. С. Новохатько незримо находился в боевом строю соединения, которое доблестно прошло свой путь до Берлина и Праги.

Благодарные жители польского города Пшемысль (Перемышль) ныне воздвигли Героям Советского Союза гвардии полковникам Н. Л. Михайлову и М. С. Новохатько памятник, который стал одним из вечных символов нерушимой советско-польской дружбы, скрепленной кровью патриотов-интернационалистов.

Эти подвиги, можно сказать, свершились на моих глазах. Я видел их рождение, шаги этих людей к бессмертию.

Но там, на подступах к Перемышлю, мне довелось видеть и другое. То, о чем человечество с содроганием заговорило в дни Нюрнбергского процесса. Мне пришлось видеть одну из самых зловещих картин войны — кровавые зверства гитлеровцев, перед которыми мрачнеют изуверства средневековой инквизиции.

Километрах в трех южнее Перемышля, в селе Пикулицы, наши части освободили так называемый лагерь-«лазарет» для тяжелораненых советских военнопленных. Он представлял собой типичный образец фабрики физического уничтожения наших людей. Я и теперь не могу без содрогания вспоминать эту жуткую картину. В бараках, обнесенных колючей проволокой, на голых деревянных двухъярусных нарах, в каком-то невероятном подобии одежды, а то и без нее, лежали тяжелораненые и больные — скелеты, обтянутые желтой кожей. В этом лагере, с издевательской добавкой «лазарет», в диких условиях содержалось более 1400 человек. Люди находились в крайней степени истощения, едва могли передвигаться. Немало было таких, которые от систематического голодания потеряли даже дар речи.