Как я понимаю, они не хотели и не могли предъявить документы еще и потому, что наружу вылезло бы много других нарушений, да таких, в сравнении с которыми мои скромные претензии показались бы просто комариным укусом. Когда за тобой приходит строгий дядя Сэм, становится уже не до шуток.

Мне на этом процессе было необычайно легко и просто: я говорил правду, только правду и ничего, кроме правды. Это невероятная мощь и сила – видеть, как извиваются под ударами правды позеленевшие от лжи Руфина и ее Жорик. Я читал протоколы показаний, снятых с Руфины. Показания прерывались слезами. Кроме безоговорочной лжи и апелляций к собственной святости, там не было больше ничего.

Даже если принять, что я подписал сфабрикованную бумажонку и мы не изменили договоренность с обоюдного согласия, то у Руфины оставалась серьезная дыра в ее защите: по этому соглашению мне причиталось 150 тысяч. Руфина с Жориком утверждали, что я ничего не получил потому, что начал с ней конкурировать, а это нарушение соглашения. Пусть даже так! Но какова была стоимость моей доли в тот момент, когда я начал вести конкурирующий бизнес? Кто определил ее цену? Никто. Тогда давайте определим ее сейчас.

Второй момент, который убивал Руфину в суде, – это обман меня как партнера в отношении того, что на бизнес были покупатели в лице Чука и Гека. Это не шутки. В момент, когда я (примем ее версию!) подписывал договор о расторжении партнерства, она за моей спиной уже вовсю вела переговоры. Об этом есть показания Чука и Гека. То, что она получила от совместных с ними операций, без всяких натяжек наполовину моё.

Как-то мы с Джонни шли по Сан-Франциско из их офиса в здание суда, это минут 10 пешком. А Джонни очень любопытный.

– Скажи, Майкл, в Раше как бы ты разбирался с Руфиной?

– Я пошел бы к своей крыше, и та стала бы разбираться с крышей Руфины.

– О, так я твоя американская крыша, я разбираюсь с крышей, то есть с адвокатом Руфины.

Другой случай, и тоже во время перехода по городским улицам из одного здания в другое.

– Скажи, Майкл, ты правда читал всех этих коммунистических апологетов: Маркса, Ленина?

– Конечно, очень много читал.

– Слушай, – он оживляется, – расскажи мне каку-нибудь хохмочку из их трудов, чтобы я мог где-нибудь ввернуть.

– Маркс сказал, что нет такого преступления, которое не совершил бы капиталист, если ему обещать 300 % прибыли.

– Боже, как устарело учение старины Маркса! Сейчас они это сделают за гораздо меньший процент.

До настоящего суда дело не дошло, поскольку процесс – это процедура дорогостоящая, и обе стороны не хотели попадать на деньги. Но я получил некоторую денежную компенсацию, и – что на три порядка важнее – компенсацию моральную. Полтора года я был ее ежедневным кошмаром. Хамство и истеричность обошлись Жорику и его супруге в сотню тысяч долларов и полтора года судебного разбирательства, которое для них было как вытирание собственной рожей шершавого асфальта.