«Гедройц недавно написал в «Kulturа», как тяжела и грустна долговечность, потому что всё больше отмирает друзей человека и одиночество только растёт», – сказал Лем в интервью с Томашем Фиалковским в 2000 году, на пороге нового тысячелетия. С уверенностью он говорил о себе.

Последние годы Станислава и Барбары Лемов прекрасно увековечила на фотографиях Данута Венгель. Мы видим пару пожилых людей, которым хорошо у себя дома. В саду, о котором годами заботилась Барбара Лем, уже выросли большие деревья – Лемам этот сад стал целым миром. На выставке этих фото был Михал Зых, он рассказал о самой большой страсти своего дяди, которой было кормление птиц. Племянник привозил корма для птиц десятками килограммов – он заполнял огромными пакетами багажник до отказа и ехал к дяде с тётей. Лем умудрялся расходовать это всё за день, поскольку ничто не давало ему такого удовольствия, как сидеть на террасе дома и кормить птиц, которые стаями слетались к нему[490].

С середины девяностых Лем уже не писал тексты своей рукой: он диктовал их Томашу либо Войцеху Земеку – секретарю, которого он взял на работу летом 1996 года. В этом смысле Лем как-то смирился с интернетом. На самом деле он не читал имейлы и не отвечал на них собственноручно, но ему можно было отправить вопрос и получить на него ответ.

На особых условиях он сотрудничал с «Tygodnik Powszechny» – изданием, с которым уже полвека его объединяли близкие связи. За контакты с Лемом отвечал в редакции Фиалковский, который еженедельно появлялся в кабинете писателя, чтобы записывать его фельетоны на кассетный диктофон.

9 февраля 2006 года Фиалковский записал последний фельетон Лема, названный «Голоса из Сети»[491]. Как последний опубликованный текст писателя, он стал чем-то наподобие публичного завещания.

Лем отвечал в нём на вопросы русских интернет-пользователей, собранные на портале Inosmi.ru. Один из них звучал как: «Вы чувствуете себя поляком?» Все восемьдесят пять лет Лему задавали этот вопрос, не всегда с хорошими намерениями. В последние дни жизни он ответил на него просто: «А кем я должен себя чувствовать, бога ради?»

Вечером в тот же день он снова почувствовал себя плохо и поехал в больницу – в последний раз.

Самюэль Лем умер быстро, от инфаркта, на почте. Сабина Лем умирала целый 1979 год и умерла за три дня до восемьдесят седьмого дня рождения. Её сын ушёл подобным образом.

Томаш Лем вспоминает:

«Мы прощались несколько раз, но вплоть до того последнего раза всё наперекор судьбе заканчивалось счастливо. Сценарии всегда были подобны. Ночное падение с лестницы из-за инсулинового помрачения, падение в ванне из-за потери сознания и рассечение лба, внутреннее кровотечение, вызванное передозировкой обезболивающих лекарств после перелома ноги. Такие истории любят случаться в субботу вечером или ночью (отец ведь вставал в три часа утра). Порой необходимо было реанимирование во время транспортировки […]. Потому последняя поездка в больницу с болезнью почек и воспалением лёгких не отличалась особо от предыдущих, в некотором смысле эта госпитализация проходила даже спокойнее, так как отец самостоятельно сел в «Скорую», а бывало, что врачи заносили его в автомобиль с кислородной маской. Его могила на краковском Сальваторском кладбище, вероятно, единственная без креста. Она напоминает мне своей формой книгу – а может, это лишь рефлекс, из-за которого любой прямоугольник, на котором виднеется надпись «СТАНИСЛАВ ЛЕМ», кажется мне книгой. Но если это лишь книга, то её названием является латинское выражение, которое Лем сам выбрал для своей могилы: «FECI, QUOD POTUI, FACIANT MELIORA POTENTES». Таким образом книгу своей жизни он назвал так: «Я сделал всё, что смог. Пусть те, кто сможет, сделают лучше».