– Ваше императорское высочество! По городу ходят слухи, что профессора-руководители, которые согласно новому уставу избираются академией, назначены, хотя самый устав будет утвержден лишь завтра.
Великий князь Владимир сидел красный, рядом Толстой – белый. Великий князь поднялся и крикнул одно слово:
– Предрешено!
Потом бледный Иван Иванович Толстой стал читать указ, в котором говорилось: «…Теперь вам все принадлежит, вы все можете делать…» После этого просил всех собраться вечером «не на официальное заседание, а на дружескую беседу».
Но беседа оказалась совсем не дружеской. На всех стульях лежал отпечатанный уже список будущих профессоров-руководителей: Репин, Куинджи, Шишкин, Ковалевский. Были все, кого намечали, кроме Поленова. Потом выяснилось, что его вычеркнул Александр III по наговору великого князя Владимира.
Мясоедов, который всегда отличался резкостью и был во всех случаях прям и откровенен, спросил:
– Каким же образом профессора-руководители, не избранные академией, назначены?
Толстой – распорядитель «дружеского» вечера – побледнел:
– Это высочайший указ, о котором нельзя говорить.
Впоследствии, диктуя сыну свои воспоминания, Поленов сказал: «Александр III, с которым у меня были хорошие отношения, предал меня».
Но собрания академии проходили ежемесячно. И согласно подписанному уже указу Поленов через месяц был избран почти единогласно, против него голосовал лишь Владимир Маковский, переносивший неприязнь к Поленову-передвижнику и заступнику молодежи на Поленова – кандидата в профессора, воспитателя молодежи.
Но Поленов все равно был воспитателем молодежи, только не в Петербурге, а в Москве. И он, вернувшись за месяц до этого из Петербурга, дал слово своим ученикам в училище не покидать их. Он отказался от должности в академии.
К нему командировали Куинджи. Поленов рассказал ему, как было дело, и потом задал вопрос:
– Ну как, Архип Иванович, стоит мне идти после этого в академию?
– Нет, не стоит, – согласился Куинджи.
Через два года, уже после смерти Александра III, Поленов получил от вице-президента письмо с просьбой посоветовать, кого назначить руководителем для учеников.
Поленов ответил не вице-президенту, а написал письмо Репину: «Осмелюсь высказать по этому поводу свое мнение, хотя я уже раз поплатился за такую смелость, – я выразил бы удовлетворение по поводу отношения Академии к Павлу Петровичу Чистякову. Ведь это такой учитель, каких мало, а в Академии его как бы и не замечают. Мне было невыразимо обидно, что когда придумали мастерские и завели там руководителей, того, кто был нашим руководителем, да и вообще руководителем, выбросили как негодную тряпку. Что меня тогда за борт выкинули, вполне понятно и даже натурально… Дело в том, что я осмелился иметь свое мнение. Но Павел Петрович, этот мечтатель и даже основатель теперешней мастерской, он-то чем не угодил, за что его-то обходят?»