Это была только частица тайны нового открытия. Домагк говорит, что пронтозил безвреден для стрептококка, если смешать его с культурой этого микроба в стеклянном сосуде. Он истребляет этого разбойника только тогда, когда тот начинает зверствовать в организме мышонка или человека. В чем же был ключ этого спасительного открытия? От красочного треста ответа не было.

Но вот из Пастеровского института в Париже пришли еще более сногсшибательные вести. Супруги Трефуель, работающие у знаменитого французского химика Фурно, сообщили, что вовсе не требуется сложной патентованной краски, чтобы лечить считавшееся до сих пор неизлечимым стрептококковое заболевание у мышонка. Вылечить его действительно можно. Но это делается гораздо проще. Надо взять пронтозил, химически эту краску обесцветить, расщепить ее в нечто более простое и выделить из нее то основное вещество, с которым, вероятно, немецкие химики и начали прежде всего работать^[129]. Самое простое органическое соединение, не подлежащее никакому запатентованию. Старый препарат каменноугольной смолы, который пятьдесят лет уже находится в обращении. Теперь его называют сульфаниламидом. Зачем понадобилось немцам скрывать его под пышной мишурой сложного красящего химического вещества?

Почему они с самого начала не попробовали на больном мышонке простой сульфаниламид? А может быть, они и пробовали?

От германского красочного треста опять не было ответа. Ответы на все эти вопросы, к несчастью для истины, остаются пока тайной.

III

Химик по краскам доктор Генрих Герлейн выступил с красноречивой речью перед столпами Королевского медицинского общества в Лондоне. Он покорил их. Немедленно закипела работа в британских лабораториях. Обычно хладнокровные английские ученые только глаза таращили от изумления, глядя на заведомо обреченных, зараженных стрептококком мышей, спасенных чудесным патентованным лекарством — пронтозилом. Но вот в больнице имени королевы Шарлотты взволнованно заговорили о спасении женщины от родильной горячки. Талантливый английский исследователь Леонард Кольбрук, искавший средства против родильной горячки, глазам своим не верил, увидев выздоровление мышонка и женщины. Никто, однако, не смел сомневаться в точности опытов Кольбрука — мастера-исследователя.

Летом 1936 года молодой американский врач Перрин Г. Лонг и его соисследовательница доктор Элинор А. Блисс, оба из медицинского института Джонса Гопкинса в Балтиморе, прибыли в Лондон на конгресс микробиологов. Случайно Лонг не слышал выступления Кольбрука, — ему пришлось везти в больницу своего друга Говарда Брауна, попавшего под машину. Но его со всех сторон осаждали слухами о новом чудесном средстве. Лонг оглушен фонтаном более или менее научных докладов из Германии, правители которой публично заявляют, что немецкая наука не ставит больше своей задачей искание истины.