А вы, вы позволили ему умереть

А вы, вы позволили ему умереть

В 1996 году Моника Даннеманн позвонила мне в последний раз. Каждый раз, как она набирала мой номер, я чувствовала прилив злости. Я приходила в ярость, когда слышала её мягкий вкрадчивый голосок: "Это я, Моника". Разве кто–нибудь в силах сдержаться, если его неожиданно возвращают мыслями к трагедии давно минувших дней? Ну, а сейчас, что ещё ей нужно? Неужели она забыла все инструкции своих адвокатов, которые предостерегали её от опрометчивых поступков? Или она, возможно, всё ещё думает, что я соглашусь стать её подругой?

Начала она, как обычно, предложив мне "навестить её и погостить… и, что ей действительно очень нужно поговорить со мной. И не могла ли я приехать на следующей неделе?"

Я не верила своим ушам. С меня довольно! и я не выдержала и взорвалась:

— Я не хочу вас видеть и, тем более, говорить! Вы уже достаточно наврали за эти годы! Ну и как вы после всего этого представляете нашу дружбу?

От неожиданности, услышав страсть в моём голосе, она стала заикаться:

— О, я п–п–позвонила не в–в–вовремя?

Я почувствовала, что у Моники, что–то не ладится и что–то её очень беспокоит, но мне было в этот момент наплевать, и я не хотела вникать в детали.

— Вы помогли моему другу умереть. Вы показали своё презрение к Джими Хендриксу. Он там лежал, его рвало, он задыхался, а вы, вы позволили ему умереть!

Эхом отдался в телефонной трубке мой крик, я сама была поражена, откуда во мне могло взяться столько гнева.

— Вам надо было вызвать врача! Звонить в скорую, в полицию! Менеджеру вашей гостиницы! Но вы ничего этого не сделали! На следующее утро мы виделись, вы рассказали мне, что произошло. Но не сказали мне всего! Чем он подавился? Почему перестал дышать? Это вы влили ему красное вино в горло?

Последовала долгая пауза. И тут я выхватила кинжал, вспомнив свою беседу с Джеком Михеном, после того как он переговорил с коронёром. И вот теперь, уже много лет спустя у меня в голове многие разрозненные части сложились в целостную картину:

— Я знаю, это вы его убили.

— Там был такой беспорядок. Он был весь испачкан. Я подумала, что одна не справлюсь, — начала было оправдываться Моника.

Я представила, как она побежала мыть руки, потому что умирающий человек был "испачкан".

— Худшего в своей жизни вы не могли сделать.

В трубке послышался истерический визг, но слова мои она не стала отрицать.

Я продолжала наседать на неё: