А вот отрывок из буриме Жаботинского, посвященного Берберовой:
Берберова понимала, что как не оттачивай она свои стихи, ей не встать вровень ни с Ахматовой, ни с Цветаевой. Это мучило ее всю жизнь. Может, она и ушла от Ходасевича, потому что не могла больше выносить присутствия в своей жизни поэта такого масштаба.
Берберова никогда не была антисемиткой, хоть и долго не верила в то, что немцы физически уничтожают евреев. Но до 1942 года она разделяла мнение влиятельного эмигрантского круга, куда входили Мережковские, Вольский и даже Бунин с Зайцевым, что, может, «не так страшен черт, как его малюют» и что Гитлер, даст Бог, уничтожит сталинский режим, а там видно будет.
И только когда летом 1942 года Нину Николаевну вызвали в гестапо, где врезали прикладом по уху, она прозрела. А прозрев, возненавидела немцев лютой ненавистью неофита. К чести Берберовой, в оккупированной Франции она не опубликовала ни строчки в профашистской прессе.
О Бунине
О Бунине
Из классиков больше всего люблю пронзительную прозу Бунина. Ее всегда перечитываю с удовольствием. Для его прозы характерно магическое свечение текста, где не найти не только лишних слов, но даже лишних букв. Он как никто умел сочетать классические традиции российской словесности с тончайшим изображением трагического опыта изломанной и ущербной, но взыскующей цельности человеческой души.
Бунин был и архаистом и новатором одновременно. Корнями его проза уходит в XIX век. Лаконичность письма и умение различать драматическое в повседневном у него от Чехова. Родство человека с природой — от Толстого.
Август 1934 года. Первый Съезд советских писателей. Горький в перерыве между заседаниями беседует с делегатами. Кто-то задает вопрос:
— Алексей Максимович, как вы относитесь к Бунину?
Горький морщится как от зубной боли. Говорит медленно, чеканя слова:
— Ну, Бунин… Махровый реакционер… Сволочь белогвардейская… — И сразу же скороговоркой: — Но какой мастер! Какой Мастер! Учиться вам надо у него. Учиться.
Бунин прекрасный поэт, но его поэзия всегда была в тени его прозы. Его это обижало и раздражало. Один эмигрантский поэт сказал ему как-то: «Мы, Иван Алексеевич, любим вас не за стихи». «Мы вас тоже любим не за стихи», — ответил Бунин. А поэт этот кроме стихов ничего не писал.
Как-то Бунин спросил эмигрантского критика Александра Бахраха, входившего в круг его близких друзей: «У вас есть нелюбимая буква? Вот я терпеть не могу букву „Ф“. А меня ведь чуть-чуть не нарекли Филиппом. В последнюю минуту — священник уже стоял у купели — старая нянька сообразила и с воплем прибежала к моей матери: — Что делают! Что это за имя для барчука! Наспех назвали Иваном — тоже не слишком изысканно, но с Филиппом несравнимо».