Светлый фон

Вообще, неожиданно для меня болельщики «Спартака» во главе с президентом российского фан-клуба Владимиром Федоровичем Гришиным оказались сегодня едва ли не самыми преданными хранителями памяти о Косареве. В газетах, по радио и телевидению, а также в Интернете они без устали пишут о Косареве. Отдают ему дань уважения как создателю футбольного клуба «Спартак». Поэтому и не удивительно, что имя Александра Косарева и в наши дни знает молодежь. Наверное, когда-нибудь кто-то из них возьмется и за книгу об основателе их любимой команды. А пока — благодарности болельщикам «Спартака».

 

Огромное и самое нежное спасибо Наде, моей дочери и правнучке Александра Косарева. Надежда Григорова потратила много сил и времени, чтобы помочь мне воплотить в жизнь заветную мечту — сделать правдивую книжку о моем деде.

И, конечно, эта книга вряд ли увидела бы свет без поддержки и помощи моего мужа, Николая Васильевича Шведова. Он не только поддерживал, успокаивал меня в те минуты, когда казалось, что такой огромный материал невозможно осилить. Да и мне одной невозможно было пережить это без слез. Мы вместе прочли десятки документов в Архиве ФСБ РФ, он помогал и поддерживал меня во всех поисках долгое время, пока шла работа над книжкой.

Глава первая Волынское, ноябрь

Глава первая

Волынское, ноябрь

Волынское растворилось.

Москва к нему присмотрелась, прищурилась, включила в свои границы и съела. Там еще при Хрущеве — Брежневе возникли кварталы Очакова и Матвеевского, куда выселили людей из центра: стало тесно советским конторам. А теперь уж и подавно. Лишь названия жилых массивов отдаленно напоминают об истории гнездовья сталинской номенклатуры — «Кутузовская Ривьера» (прямо как в Ницце!), «Волынский», «Ближняя дача». И — прямо в лоб: «Дача Сталина».

— Так-так, и где у родителей квартира?

— В жилмассиве «Дача Сталина»!

— Круто! А кто такой Сталин?

А когда-то между заборами, из-за которых свисали ветки с яблоками, простирались дачные улочки. На столбах висели радиорупоры, фонари с колпаками, которые поскрипывали на ветру.

Посреди ночи уже под утро, когда замолкали цикады и дачники видели третий сон, мелькали фары. По улице рокотали две машины: впереди, как правило, легковая эмка, ГАЗ М-1, за нею, переваливаясь на ухабах, «черный воронок» — полуторка-фургон с надписью «Хлеб» или «Шампанское» на брезенте.

То в одном дворе, то в другом, то в ближнем, то в дальнем лаяли собаки, будто передавая друг другу дурную весть. Прятались, чуя недоброе, коты. Кое-где зажигались окна, а где-то и не зажигались, чтобы не накликать беду. Но между портьерами, между занавесками все равно мелькали бледные от бессонницы лица, огоньки свечей, угольки папирос: да за кем же они снова, Господи?.. А вон, видишь, возле той сосны остановились!.. Значит, не за нами!