— Энергия жизни и актерская энергия, которая у тебя в крови… «Бацилла» творчества поселилась в тебе, кажется, очень рано.
— Энергия жизни и актерская энергия, которая у тебя в крови… «Бацилла» творчества поселилась в тебе, кажется, очень рано.— Я думаю, всё началось с «Норд-Оста». Мне было тогда 10 лет…
— …И ты участвовал во взрослом спектакле.
— …И ты участвовал во взрослом спектакле.— У меня не было ощущения, что я играю во взрослом спектакле — я просто был ребенком в детской труппе «Норд-Оста», и мне было очень увлекательно там находиться. Вообще, эта наша профессия, она напрямую связана с азартом и тем, что нам нравится играть, нам нравится проживать эти жизни. Мы такие дети в песочнице, нам дают «лопатку» — пьесу или новый сценарий, и мы увлекаемся и начинаем в этом находить свои смыслы. Потом дают новую игрушку и так далее… вот либо ты всю жизнь играешься в песочнице, либо выбираешься и идешь изучать новые горизонты.
— Ты упомянул «Норд-Ост». Эта история, как известно, завершилась трагически. Ты ведь в день теракта был в театре, играл в спектакле…
— Ты упомянул «Норд-Ост». Эта история, как известно, завершилась трагически. Ты ведь в день теракта был в театре, играл в спектакле…— Я участвовал в тот день в спектакле, стоял за кулисами и ждал своего выхода во втором акте. Вдруг на сцену выбежали люди с автоматами, и я сначала подумал, что это чья-то шутка, — трудно было поверить в реальность происходящего. Потом постепенно это осознание стало приходить, мой педагог пинком внятно мне дал понять, что надо куда-то бежать. Я спрятался в гримёрку. Там уже были несколько ребят и их родители. Мы просидели в гримерке пять или шесть часов, не помню точно. На окнах были решётки, поэтому мы не могли никуда убежать. В какой-то момент мы услышали автоматную очередь за дверью и услышали, как упало тело человека. В этот момент возникла такая звенящая тишина… Потом нас освободили сотрудники МЧС: решётки открыли, и мы начали прыгать из окна второго этажа. Помню огромную вмятину на «Мерседесе», на который я прыгнул. Дальше начались долгие ожидания, три мучительных дня, когда все ждали, чем всё закончится.
— А когда пришло осознание произошедшего: сразу или позже, а может быть, намного позже?
— А когда пришло осознание произошедшего: сразу или позже, а может быть, намного позже?— На самом деле намного позже. Я помню такой момент. Были похороны наших ребят, Кристины и Арсения, которые погибли во время штурма. Мы все пришли, конечно, на отпевание, на кладбище. Все плакали вокруг, но невозможно было подключиться к этому своим детским сознанием. А потом, на следующий год, когда я пришел на кладбище, меня там накрыло. Я отчетливо понял, что этих ребят больше никогда не увижу. Кристина училась со мной в одной школе, Арсений был моим близким старшим товарищем… Я понял тогда, какая случилась трагедия, и не дай бог, чтобы такое повторилось… Но не думаю, что в тот момент я повзрослел. Наверное, это случилось лет в 20.