— Что ты имеешь в виду? То, что у тебя нет актерского образования, базовой школы?

— Конечно. А Надя — спортсмен, профессионал с детства.

— Сколько тебя помню подростком, ты всегда была рядом с мамой — в театре, на съемочной площадке. И меня удивляет один момент: зачем тебе надо было идти учиться на политолога, а потом еще и на педагога…

— …иностранных языков. Я хотела существовать как-то отдельно, что-то свое делать. Думала: люблю я иностранные языки, значит, пойду туда учиться, попробую. На самом деле вряд ли бы у меня что-то получилось — не в моем характере вот так пять лет сидеть и писать какие-то бумажки. Я не умею строить планы, у меня очень много энергии, она бьет через край, я чувствую, что заражаю ею людей, которые рядом со мной находятся, и вижу, что людям это нравится.

— В этом вы с мамой похожи.

— Наверное, да.

— А как возникла политология?

— У меня просто повышенное чувство справедливости. Я хотела повысить пенсии, раздавать старикам еду… У меня были детские фантазии в голове, мне казалось, что всё это легко, что надо просто прийти и объяснить. Я пришла учиться на первый курс и вскоре поняла, что не согласна с педагогами по многим позициям. Я вскакивала с парты и начинала ругаться с преподавателями, — это в 17 лет! К счастью, эта моя история быстро закончилась.

— И все-таки зачем нужны были эти телодвижения, когда с тобой и так всё было понятно? Ты же актриса до мозга костей.

— Это были по большей части неосознанные действия. Всё, что я знала о себе, — это то, что я не хочу связывать свою жизнь с математикой. Понимаешь, это очень странно, но я никогда не думала, что вообще в эту область актерскую зайду, она для меня не была какой-то особенной и волшебной, потому что я всё знала изнутри. Я очень много времени проводила в Малом драматическом театре, где мама работает. И мне посчастливилось ребенком увидеть мир, потому что мама гастролировала с театром и часто брала меня с собой. Я была в Австралии, я была в Северной Америке, мы месяц гастролировали по Англии. Как-то в Австралии, Сиднее, была такая история. Я смотрю «Дядю Ваню», наверное, двадцать четвертый раз, потом подхожу к Льву Абрамовичу Додину и говорю: «Лев Абрамович, ну посмотрите, этот актер сегодня не в форме. Вот вчера на репетиции было намного лучше». А мне было тогда лет 12. (Улыбается.) Я, конечно, не понимала тогда масштаба личности Додина. Для меня это был мамин режиссер, и всё. Поэтому я считала возможным вот так просто подойти к нему и что-то сказать… В детстве в актерскую сторону я никаких шагов делать не собиралась. А когда заканчивала школу, у меня появились страхи, я абсолютно не понимала, кем хочу быть.