— Каждый раз одно и то же, — продолжал мистер Дичберн. — Она всегда мне это устраивает — я имею в виду свою жену. Всегда приглашает кого-нибудь. Нет, вас это не касается, вы будете ночевать в комнате для гостей. У нас их целых три. Но Элси умудряется забить гостями все три и мою у меня отнять. Как я все это терплю — не знаю!

Я выразила ему свое сочувствие. Большей неловкости я никогда еще не испытывала, но сейчас все мои силы уходили на то, чтобы не заснуть за столом. Мне это едва удавалось.

После ужина я слезно выпросила разрешения пойти спать. Миссис Дичберн явно была разочарована, так как рассчитывала составить чудесную партию в бридж. Но к тому времени глаза у меня совсем слиплись, и сил хватило лишь на то, чтобы на заплетающихся ногах взобраться по лестнице, скинуть платье и рухнуть в постель.

На следующее утро, в пять часов, мы снова пустились в путь. Путешествие по Ираку было прологом к моей дальнейшей трудной жизни. Мы посетили Наджаф — замечательное место: некрополь, город мертвых, по которому, словно тени, скользили, громко стеная, женщины-мусульманки в черных одеждах с черными покрывалами на головах.

Здесь было гнездо религиозных фанатиков, попасть сюда не всегда представлялось возможным. Следовало заранее поставить в известность полицию, чтобы та обеспечила безопасность от вероятных экстремистских выходок.

Из Наджафа наш путь лежал в Кербелу, к прелестной мечети с бирюзово-золотым куполом. Она оказалась первой мечетью, которую я видела вблизи. Ночь мы провели в полицейском участке. Тюк с постельными принадлежностями, которыми снабдила мения Кэтрин, так и остался неразвязанным, а прилечь мне удалось в одной из камер-клетушек. Макс, сказав, чтобы в случае необходимости я его позвала, отправился ночевать в другую камеру. В дни моей викторианской юности мне показалась бы дикой сама мысль о том, что я могу разбудить едва знакомого молодого человека и попросить его проводить меня в туалет. Между тем именно это я и сделала в ту ночь: разбудила Макса, он вызвал полицейского, полицейский взял фонарь, и мы втроем совершили путешествие по длинному коридору до смердящей комнаты, где в полу было устроено отверстие. Макс с полицейским вежливо ждали снаружи, держа за спинами фонарь, чтобы осветить эту конуру.

Накануне вечером мы ужинали в саду полицейского участка при свете луны под монотонное, но довольно музыкальное кваканье лягушек. С тех пор, слыша лягушачий концерт, я всегда вспоминаю Кербелу и тот вечер. Полицейский ужинал вместе с нами. Время от времени он старательно произносил несколько слов по-английски, но в основном говорил с Максом по-арабски, а Макс иногда переводил мне то, что касалось меня. После одной из долгих пауз, которые являются непременным атрибутом восточного ритуала беседы и всегда соответствуют царящему во время нее настроению, наш товарищ по застолью внезапно нарушил молчание.