На этом совещании было отработано взаимодействие между армиями, между родами войск, участвующими в наступлении. Было решено, что главный удар наносит 8-я гвардейская армия, которой придавались большие средства усиления. За правым флангом армии был поставлен 1-й гвардейский механизированный корпус Руссиянова, а за левым флангом — 23-й танковый корпус Пушкина. Оба в готовности развить наступление 8-й гвардейской армии.
Наступила ночь на 10 октября…
И красноармейцы, и офицеры, и генералы — все имели возможность перед боем отдохнуть, привести себя в порядок. Пищевое довольствие на вечерний ужин было выделено по усиленной норме. Оставалось время и поспать, набраться сил не только для завтрашнего боя, но, может быть, и для боя на несколько суток. Не поспать ли? Перед атакой, в предчувствии ожесточенного боя не спится ни солдату, ни генералу. Это как перед прыжком в неизвестность, хотя, казалось бы, все привычно, не один бой уже за плечами солдата и генерала. Есть что вспомнить.
Ночь. Ни одного костра, ни одного огонька, даже вспышки спички и огнива не заметишь. Тишина передовой — это особенная тишина. То там, то здесь ударит орудие. Взлетают над позициями немцев осветительные ракеты.
О подготовке нашего наступления они знают, готовятся к нему. Единственно, что им неизвестно, — это когда. Сегодня, завтра, на рассвете, или под вечер, или среди дня? Фашисты нервничают. Самолеты сбрасывают на парашютах осветительные бомбы. Ждут…
И все же это тишина. Прекратилось всякое движение. Войска уже на исходных, умолкли разговоры, а если где и собрались бойцы пошутить или поговорить по душам перед боем, то разговор идет вполголоса, шепотом, — словом, все затаилось.
Я иду по траншеям, где красноармейцы изготовились к утреннему броску в атаку.
Вот, прикрывшись плащ-палаткой, низко надвинув каску, полулежит автоматчик. Рядовой стрелок. Немолодой человек, видимо из последних призывов. Сразу и не угадаешь: спит он или застыл в полудреме? Я остановился, боец встал. В темноте он не видит моих знаков различия.
Мы поздоровались, я представился. Автоматчик вытянулся, но я взял его за руку. Присели рядом. Прикрывая огонек спички ладонями, закурили, пряча папиросы в рукава.
— Завтра, товарищ командующий? — спрашивает солдат.
Я догадываюсь, о чем он спрашивает: завтра ли наступление, не отложено ли оно по каким-либо соображениям?
— Завтра, солдат. А может быть, отложить? Все ли готово, на твой солдатский взгляд?
Боец минуту думает. Не из торопливых. Отвечает так же не торопясь, раздумчиво роняя слова: