Из Едлинска я поспешил в Бялобжеги, на наш правый фланг, к командиру 28-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-лейтенанту А.И. Рыжову. Начальник штаба полковник Мамчин доложил обстановку. Наступление в полосе корпуса развивалось успешно. Части 79-й и 88-й гвардейских стрелковых дивизий вышли на рубеж Пшибышев, Редлин, Кожухов. Мы узнали, что командир корпуса выехал в 88-ю дивизию. Решили догнать его. У деревни Борки возле мельницы увидели толпу польских крестьян. Слышались крики, женский плач. Мы вышли из машины. Толпа расступилась. Перед нами лежали два трупа — мужчина лет сорока пяти и подросток лет шестнадцати. Мы сняли шапки. За нами вся толпа обнажила головы.

Грудь пожилого мужчины была изрешечена пулями. На лице юноши — три пулевые раны.

— Кто это сделал?

Толпа загудела, заговорили все сразу — ничего не понять. Я попросил одного из поляков спокойно рассказать, что здесь произошло. Он ответил по-русски. Часа два-три назад фашисты, отступая, ворвались на мельницу. Схватив мешки с мукой, они хотели их вынести и погрузить на подводу. Двое крестьян — отец и сын — уцепились за свои мешки. Тогда гитлеровец поднял автомат. Выпустил одну очередь в спину отца, а другую — в лицо мальчика… В это время появились советские бойцы на опушке леса. Гитлеровцы вскочили на крестьянские сани и скрылись.

Тут с запада показалась колонна. Я еще не успел рассмотреть ее, как толпа поляков бросилась туда с руганью и проклятиями. Мы сразу поняли: пленные. Три наших бойца во главе с сержантом вели не менее восьмидесяти немцев. Вид у них был жалкий. Озябшие, в легких шинелях из эрзац-сукна, они еле тащили ноги. И только два офицера впереди шагали с гордой выправкой.

Мы ожидали, что толпа поляков набросится на пленных, и были готовы вмешаться, чтобы предотвратить самосуд. Но наше беспокойство оказалось напрасным. Мужчины, женщины и подростки лишь грозили кулаками и осыпали фашистов ругательствами.

— Пся крев! Пся крев! — раздавалось в толпе.

Мы двинулись дальше. В глазах долго стояли два расстрелянных поляка, кровь на лице юноши. Я думал о сотнях тысяч и миллионах русских, поляков и французов, молодых и старых, мужчин и женщин, ставших жертвами гитлеровцев.

В полдень мы были на новом командном пункте армии в поселке Суха-Шляхецка, в трех километрах от Бялобжеги. Над нами с востока на запад и обратно проходили группы самолетов. Наконец-то установилась летная погода, и наши соколы поднялись в воздух.

Пообедав, мы разложили карты, вооружились циркулями и линейками и принялись за расчеты. Наступление развивается все стремительнее. Этому способствуют танковые армии, вырвавшиеся на оперативный простор и клиньями разрезающие группировки вражеских войск. Сегодня мы пройдем километров тридцать. А на завтра, 17 января, запланируем бросок до 40 километров. Нам просто необходим такой бросок. Стало известно, что противник, стремясь избежать окружения, отходит из района Варшавы на Рава-Мазовецка. Захват Рава-Мазовецка — крупного узла шоссейных дорог — срывал планомерный отход врага и давал нам возможность громить его по частям.