Макарьевское имение было куплено моим тестем у камергера Собакина{682}; отец последнего{683} имел в одной меже огромное количество земли, на которой было поселено до 10 000 ревизских душ мужского пола; третья часть этого имения с 1831 г. принадлежала моему тестю. Старик Собакин, у которого имение было свободно от залога, довольствовался оброком по 12 руб. асс. (3 руб. 42 3/4 коп. сер.) в год с ревизской души. Он вел в своем имении жизнь, очень сходную с жизнью прославившихся своим произволом и жестокостями помещиков Измайлова{684} и князя Грузинского{685}. Он иногда требовал от богатых крестьян особых приношений, а иногда без видимой причины совершенно разорял их и даже ссылал в Сибирь. Произвол помещика падал не на всех, а потому некоторые, платя ничтожный оброк и занимаясь промыслами и торговлею, успели нажить по нескольку десятков тысяч рублей, а один крестьянин, именно Осип Иванов Лещов{686}, несколько сот тысяч рублей сер. Эти богачи были, большей частью, притеснителями бедных, которых они разоряли, давая им взаймы хлеб и мочала за весьма высокие проценты и заставляя работать на них за самую ничтожную плату. Земская полиция боялась старика Собакина и без его требования не только не смела показываться в его деревнях, но и в его обширных лесах. Быт его крестьян живо и верно описан в книге {под заглавием} «Заволжские очерки»{687} графа Н. С. Толстого.

Когда это имение заложили в сохранной казне по 250 руб. асс. за ревизскую душу и следовало ежегодно уплачивать в казну по 15 руб. асс. с души, 12-рублевый оброк оказался недостаточным и был возвышен до 20 руб., а впоследствии, по приобретении этого имения моим тестем, до 25 руб. и, наконец, 30 руб. асс. с души. Достаточные крестьяне были в состоянии перенести это увеличение оброка, но бедные впали вскоре в неоплатные недоимки.

Рассмотрев конторские книги, я нашел, что бурмистром имения со старшинами производилась ежегодно раскладка оброка, так что не каждая ревизская душа мужского пола была обложена оброком в 30 руб. асс., а богатые крестьяне облагались платежом за несколько душ: за две, три, а некоторые даже за семь душ, напротив того, бедные крестьяне платили за 3/3, 1/2 и даже 1/3 души. Но многие из последних и этого не уплачивали. По ревизии было в имении тестя 3600 душ, а по раскладке не более 3300, так что общий доход с этого имения, если бы оброк уплачивался без недоимок, составлял бы 99 000 асс., а за уплатою 54 000 в сохранную казну оставалось бы 45 000 руб. асс. (менее 13 000 руб. сер.). Но этих денег вполне никогда не собиралось. В отношении к платежу оброка можно было разделить имение следующим образом. С шестой части имения оброк собирался исправно, а с другой шестой части с небольшими недоимками, с половины имения собиралось только рублей около 15 с души, а с остальных частей еще менее, и в том числе с некоторых ничего в оброк не поступало. В сохранную же казну до́лжно было платить ежегодно 54 тыс. руб. асс., так что годовой доход с имения не составлял более 20 000 руб. асс. (менее 6000 руб. сер.), не говоря о неурожайных годах, в которые не собиралось достаточно оброка для полной уплаты в сохранную казну. Лес на месте не имел никакой ценности, сплав леса на низовье Волги средствами помещика мог дать небольшую выгоду, но для этого необходим был личный присмотр; иметь же для дела поверенного не стоило, потому что приобретаемою выгодою нельзя было окупить его жалованья и содержания. Арзамасское и ардатовское имения тестя <моего> давали, за уплатою процентов в сохранную казну, до 2000 руб. сер. годового дохода, так что годовой доход со всех его имений не превышал 8000 руб. сер. Ясно, что и для скромной, но нерасчетливой жизни Левашовых этого было далеко недостаточно, и понятно, что долги частным лицам и недоимки в сохранной казне с каждым годом росли; общее же мнение о богатстве Левашовых, основанное на значительном числе крестьян в их имениях и на еще более значительном количестве земли при этих имениях, было ошибочно; крестьяне платили мало помещику, а земли тогда еще ничего не стоили.