Во время нашего плавания с Анрепом присоединился к нам очень старый, но еще весьма бодрый знатный горец Каци-Моргани{745}, генерал-майор русской службы. В молодости он был нашим заклятым и очень опасным врагом, но, убедясь, что война с русскими окончится покорением Кавказа, он перешел к нам и остался верен до смерти. Горцы очень уважали его, а кого уважали, того и любили. Подходя к владетельному князю, они лбом касались к его руке; то же они делали, подходя и к Каци-Моргани. Последний носил бороду, которую красил красной краскою, и постоянно имел в руках плетку.

Из Сухума мы ездили в имение князя Александра Шервашидзе{746}, двоюродного брата владетельного князя. Он жил в довольно просторном деревянном доме, потчевал нас азиатскими сладостями, кальяном и трубками с длинными чубуками, а также обедом, приготовленным по-европейски.

Из имения князя Александра Шервашидзе поехали мы в долину Дал, в которую Н. Н. Муравьев, живший в Бомборах, делал в минувшем январе экспедицию. На полпути, в Цибельде, было поселение, состоявшее из русских, освобожденных из плена. В этом числе были действительно попавшиеся в плен к горцам, а также и наши дезертиры, возвратившиеся от горцев. Перед деревнею встретили нас верхом несколько крестьян, и в их числе сельский староста. Вид встретивших нас очень поразил меня, и тогда я понял, что только потому я не находил особенностей в русской физиономии, что с нею свыкся с молодости. Сельский староста оказался воронежец, следовательно, мой земляк. Проезжая в долину Дал, мы в некоторых местах встречали такие крутизны или такие большие отвесные камни, что должны были сходить с лошадей, влезать по крутизнам и камням, в то время как наших лошадей вели под уздцы. Места, по которым мы проезжали, были восхитительны. Между прочим, мы ехали несколько верст по лесу грецких орехов, которые в это время цвели, и запах их цвета был так силен, что от него болела голова. Около деревьев вился высокий дикий виноград; вообще растительность была и красива, и величественна. Целые леса лавров и рододендрона окружали Сухум, и в нем употребляли эти деревья на топливо и из лавров делали веники.

Раевский, предугадывая, что новороссийский генерал-губернатор князь М. С. Воронцов будет главнокомандующим на Кавказе, вел постоянную с ним переписку; он поссорился с ним впоследствии, поселясь в имении на Южном берегу Крыма, за то, что Воронцов в споре Раевского с туземным татарином за какую-то недвижимую собственность принял, по обыкновению, сторону татарина. Не один Раевский предвидел назначение Воронцова на Кавказ; <но и> хитрый атаман черноморских казаков Завадовский ожидал того же и также с ним поддерживал переписку. Раевский, желая в 1840 г. показать Черноморскую береговую линию Воронцову, привез его на пароходе в Сухум и приказал принести лавры этому {краонскому} герою. Офицеры Сухумского гарнизона, зная, что пароходы топятся каменным углем, рассудили, что, верно, требуется вымести пароход, и изготовили для Воронцова из лавров не венки, а веники.