Благодаря Бейкеру, который говорил с комитетом Банка, с каковым он общается каждую неделю, мой путь на службу, кажется, может быть обеспечен с внезапной легкостью. Его письмо, где говорится об этом, добралось до меня только сейчас, так что, как видите, это недавние новости. Надеюсь, вы никому не расскажете об этом. Комитет Банка не расскажет. Остальные формальности выполнит их кадровик. Я не буду видеться ни с кем из важных шишек. Английский Банк — даже большее, чем я надеялся (или хотел), потому что это и впрямь слишком хорошо. Кроме того, банки меньшего размера позволяют своим ночным сторожам спать в здании. Разумеется, в новом здании Банка будет больше места. Роскошное жилище, как по-вашему? но это, в любом случае, мелочь. Одинокий человек может жить где угодно, если его вкусы достаточно просты. Мои вкусы становятся простыми. Здесь я даже начал с удовольствием подумывать о том, чтобы поесть… раз или два.

Пожалуйста, не смейтесь над этим наброском моих планов. То, что я хотел или пытался делать, всегда более или менее удавалось, за исключением попыток писать; там, несмотря на все хорошее, что вы сказали о моих книгах, я уверен в провале. Возможно, это не полный провал. Я объясняю различие между вашими и моими суждениями о том, как я пишу, тем, что я знаю стандарт, к которому стремился, а вы удивляетесь, что «человек действия» вообще способен писать. Относительный провал, давайте скажем так. Моя цель, возможно, была слишком высокой для каждого; она оказалась слишком высокой для меня. Но, по-моему, просто «слишком высокой», а не «нескромно высокой». Я не думаю, что бывают цели и предметы скромные или нескромные; только возможные или невозможные. Сейчас больше десяти часов, для нас прошла уже половина вечера, так что я должен перестать долбить по клавишам. Ужасно трудно написать разумное письмо на пишущей машинке, по крайней мере для меня: поэтому я прошу прощения, если местами оно такое сырое. И простите также беспокойство, которое [имя пропущено] причиняет вам, если причиняет. Видно, я не могу никому отказать в возможности сделать на мне деньги, которых сам я на себе не сделаю. Скучно это все. Я отдал бы это, как герцогский титул, любому, кто принял бы его. Всегда ваш, Т.Э.Ш.

Я не ответил на вашу последнюю строчку: «Какова на самом деле ваша игра?» Разве вы никогда не делаете чего-то, потому что знаете, что должны? Не желая и не смея слишком подробно спрашивать себя, почему? Я просто не могу иначе. Видите ли, я внутри весь разбит: и я не хочу выглядеть преуспевающим или быть преуспевающим, зная об этом. А на простом уровне, среди других ребят в ВВС, я чувствую себя в безопасности: и иногда забываю, что когда-либо отличался от них. Время идет, и это военное и послевоенное время становится для меня все менее и менее вероятным. Если бы я был таким завершенным, как говорят, то, конечно же, не был бы сейчас рядовым? Только, пожалуйста, не считайте это игрой лишь потому, что я смеюсь над собой и над всеми остальными. Это ирландская черта или попытка сохранить рассудок? Было бы так легко и так удобно забросить этот рассудок и пасть во тьму: но этого не может случиться, пока я работаю и встречаю простосердечных людей весь день напролет. Однако если вы этого не поймете, я не смогу это объяснить. Вы могли бы написать недурную пьесу, в которой полная комната Сидни Уэббов и Кокереллов задавала бы мне вопрос «почему».[981]