Далекая Принцесса — была ли она для Джауфре Рюделя[22] больше, чем литературным мотивом? Как бы то ни было, среди тех, кого тронула его легенда, был персонаж несколько более решительный, чем Рюдель — Рено де Шатильон[23]. Он решил отправиться в Триполи, не из-за любовной тоски, но потому, что Мелисинда обладала богатством, властью и свободой[24]. Замечательно то, что он преуспел в этом. Христианские принцессы Востока формировали свою гвардию из джентльменов удачи — например, варанкинскую гвардию византийских императоров[25]. Рено завербовался туда. (Можно вспомнить о Казанове, который был снедаем подобным желанием, но с негодованием отказался поступить в гренадеры к Екатерине II; правда, его военные таланты не шли ни в какое сравнение с талантами Рено). Он стал начальником этих элитных наемников, женился на принцессе, и теперь был обязан ее защищать. «Часто на войне удачливый солдат может надеяться стать королем». Став сеньором Заиорданья, он позволил, за справедливую ретрибуцию, проходить через свои земли паломникам в Мекку. Как только соглашение было подписано, и деньги были в его руках, он ограбил караваны и обратил путешественников в рабство. После чего он решил захватить святые города. Что касается энергичности — не будем говорить о порядочности — Мелисинда сделала хороший выбор.

Мусульман это не беспокоило: пустыня была непреодолимой для армии, а христианские корабли не могли добраться до Красного моря. Рено велел построить и разобрать флот, перевез его на верблюдах до Суэца, высадился в Джедде, где не было никакой обороны, ринулся вперед, как мотоколонна, разграбляя все, что мог, и прибыл под Медину. Очарованный изобилием такой близкой добычи, пещерами, которые были усыпаны золотыми вещами, что бросали туда паломники, он задержался — достаточно долго, чтобы его нагнала армия Египта. Его противником был Саладин[26]. Почти все его люди были убиты, Рено взят в плен, и, уложенный поперек седла верблюда, головой к хвосту, был ввезен в Каир. Саладин казнил его собственной рукой, упрекнув перед этим за вероломство, и поднял его голову, чтобы показать людям, за волосы, а волосы эти были уже седыми[27].

Встречаются [пробел], такие, как сын пленной австрийской принцессы, главнокомандующий армией Ислама против христиан, и эпический хулиган, прибывший из таких дальних краев, чтобы обратить свои мечты в деньги![28] Но память Средних веков сохранила лишь свои мечты, она не обращала внимания на Рено Шатильона и помнила о Джауфре Рюделе. Две величайших авантюры, которые знал Запад — крестовые походы и завоевание Америки — не оставили по себе ни одного легендарного события. Событие не было предметом для воображения: оно не согласовывалось с теми видениями, в которых воображение было безраздельным, с теми лэ, которые слушали христианские рыцари среди великой тоски под солнцем Сирии, с ее монотонными нориями[29]: