Целый день я простоял возле запертой двери его номера и ничего не дождался. Он хитер, но я-то хитрее. Спустившись к портье, я обнаружил, что ключ от его номера лежит в ячейке. Стало быть, в номере никого, он сбежал. Уехал, стыдясь признать поражение! Каков! Улучив минуту, когда портье отправился поедать свой ланч, я быстро открыл книгу постояльцев и, к удивлению, не обнаружил никакой записи под номером моего соседа. Ну что ж, не исключено, что он был здесь инкогнито, не захотел оставлять никаких следов пребывания, дал на лапу портье и с утра пораньше благополучно смылся.

С кем же он всё-таки говорил всю ночь?

Вот вопрос, который дернул мое любопытство. А вдруг он так и не узнал, что был услышан?

Да-да, так и не узнал. Приехал невесть откуда, должно быть, издалека, проговорил втайне сам с собой всю ночь и, думая, что никем не замечен, умотал под утро. Это любопытно, любопытно.

Не найдя никакого удовлетворительного решения, я вернулся в номер и в глубокой тишине продолжал мысленное следствие. Мысли с легким звоном сталкивались в голове, но тут же гасли, не оставляя решительно никакого звука.

Сам не заметив, как заснул, проснулся внезапно с ужасающей догадкой. А вдруг это… Не может быть. Я боялся себе поверить… С кем он говорил, кого он звал, может быть, он произносил имя? Да. Да! Когда уже почти заснул, он несколько раз отчетливо произнес имя. И это было мое имя. Неизвестный человеческий голос в ночи несколько раз позвал меня по имени: “Жан! Жан!” – стонал он и умолял хоть о едином звуке голоса, просил меня поговорить с ним. Но откуда он мог знать мое имя, если мы даже не видели друг друга? Подсмотрел у портье? Не исключено. Тише! Чей это голос, чей это голос звучит сейчас? Он только что сказал “Тише!”. Кому он это сказал? Тот же голос неведомого постояльца. И как хорошо, как спокойно сразу стало на душе, будто оттаяла вековая мерзлота молчания. Снова оттаяла и вобрала меня в теплое лоно людское, отзывчивое живое словесное лоно. Кто это говорит? Не знаю и не хочу об этом думать. Хочу слышать, и слышать, и слышать человеческий голос.

Майя Туровская Призрак «Беролины»

Майя Туровская

Призрак «Беролины»

Личный опыт

Я нечасто бываю теперь в Берлине, еще реже попадаю в Берлин Восточный, когда – то огороженный Стеной. Но не так давно, оказавшись на Карл-Маркс-аллее, на траверсе знаменитого Алекса – иначе Александр-плац, – задержалась у хмурого кинотеатра “Интернационал” (на моей памяти в социалистические времена едва ли когда заполнявшегося). За спиной кинотеатра, на параллельной улочке, где теперь торчала какая-то псевдоготическая – с иголочки – Управа, некогда возвышался хорошо мне знакомый интеротель “Беролина”.