Объяснение и для истории с покупкой разорительной должности, и для хлопот с гербом нужно искать, скорее всего, в обстоятельствах, от Расина не зависевших. Королевская казна, как и все государство, была опустошена бесконечными войнами. Надо было изобретать все новые способы ее пополнения из кармана подданных. Ради этого и были как раз в 1696 году созданы пятьдесят новых должностей королевских секретарей, и весьма возможно, что покупка их для придворных была не столько делом доброй воли, сколько свидетельством патриотической лояльности. И указ о регистрации гербов был не столько попыткой очистить дворянское сословие от самозванцев, сколько еще одним способом заполучить некую (по всей видимости, изрядную) сумму в казну.

Финансовое же положение Расина было довольно трудным. Конечно, доходы у него были немалые, особенно если вспомнить, что начинал он жизнь, в сущности, нищим. Но жизнь при дворе поглощала состояния и несравненно более крупные. А у Расина была большая семья. Сыновей надо было воспитывать, выводить в люди; дочерей – снабжать приданым, даже если они уходили в монастырь. Так что обращение Расина за помощью к королю было почти наверное вызвано жестокой необходимостью; а король, по всей видимости, действительно не мог сделать того щедрого жеста, который позволял себе десяток лет назад.

Но одну ошибку, и непростительную для столь искусного царедворца, Расин при этом все же совершил. Он обратился к Людовику не через госпожу де Ментенон, а через других своих «влиятельных друзей». Этими друзьями были архиепископ де Ноай и его брат маршал, а также графиня де Грамон. Но госпожа де Ментенон очень ревниво относилась к своей роли единственной подательницы благ, а к тому же подозревала соперницу в графине де Грамон, прекрасной и благочестивой. В этом смысле поведение Расина вполне могло вызвать ее неудовольствие.

Что касается истории с запиской о бедствиях народа, то кроме Луи о ней не упоминает никто из современников, а сам Луи не слишком надежный свидетель. В середине XVIII столетия, когда Луи писал биографию отца, участливая озабоченность писателя страданиями простого люда – вещь обычная; полвека назад дело обстояло совсем иначе. Рассказ Луи – скорее всего еще одна выдумка, подгоняющая облик отца под идеальные понятия сыновнего времени. И все же выдумка эта не кажется вовсе невероятной. К концу XVII века во Франции уже пробивается догадка, что кроме бедняков как предмета филантропических щедрот, кроме крестьянства и горожан как политической силы, с которой изредка приходится считаться, существует положение народа как социальная проблема. Среди людей, которых такая догадка осеняет, есть и близкие знакомые Расина.